Сейчас же он, поддразнивая мать, повторил ее слова:
— Зачем же ее резать? Продуктов у нас, слава богу, полно. Найдется, чем попотчевать гостью.
— Сынок, для гостя режут овцу.
Надежда Глебовна спросила у Аннама, о чем он спорил с матерью. Тот коротко передал ей содержание разговора, и она в изумлении всплеснула руками:
— Надо же, для одного гостя целую овцу резать!
Ей все здесь было в диковинку.
Аннам ушел, и наступило молчание. Бостан и гостья все равно бы не могли ронять друг друга, а разговаривать при Бостан-эдже с дочерью Надежда Глебовна посчитала неудобным, хотя ей и не терпелось подробно расспросить обо всем Марину.
Двум матерям оставалось только исподволь рассматривать друг друга.
Надежде Глебовне Бостан-эдже сразу понравилась: лицо простое, открытое, и глаза светятся природным умом. Еще недавно из машины Надежда Глебовна любовалась своеобразными пейзажами пустыни, и эту пожилую туркменку, мать Аннама, она восприняла как органичную частицу нового, незнакомого, непривычного для нее мира.
А Бостан искала в гостье сходство с Мариной. Ей почему-то очень хотелось, чтобы они были похожи. У них и правда было много общего. Из-под тонкой косынки у Надежды Глебовны выбивались русые волосы. Брови были тоже светлые и густые, как у Марины. Вот только губы потоньше… Сейчас их красила улыбка, но Бостан-эдже догадывалась, что они могли и сжиматься, твердо и строго.
А может, ей казалось так потому, что она уже знала от Аннама, какую должность занимает гостья.
Вах, ведь она прокурор, с ней ухо надо держать востро — не дай бог перед ней осрамиться!
Вскоре всей бригаде было уже известно о приезде Надежды Глебовны, матери Марины.
Вечером экскаваторщики, руководимые на этот раз не Мухаммедом, а Бостан-эдже, закатили в честь дорогой гостьи роскошный той.
Глава тридцать пятая
МАРКС ПРАВ
ухаммед сказал, глядя на Бабалы, склонившего голову над столом, который был завален бумагами:
— Я думаю, Бабалы, это историческое событие!
Бабалы поднял на него недоумевающий взгляд:
— О каком событии ты говоришь?
— Ты что, — возмутился Мухаммед, — не слышал, о чем я тебе рассказывал?
— О чем ты рассказывал?
— Да ты спал, что ли? Или свихнулся совсем от своей работы?
Бабалы сегодня действительно не выспался. Всю ночь он думал об Аджап. Она все не приезжала и больше не подавала о себе весточки. Бабалы томился в неведении и тревоге, заснуть ему удалось на рассвете.
Да и дел, Мухаммед и тут угадал, было сверх головы. Комиссия, возглавляемая Меллеком Веллеком, слава богу, уехала ни с чем, но после этого Геннадий Алексеевич завалил Бабалы всякими вопросами и указаниями, — тот не успевал отвечать на первые и отбиваться от вторых.
Вздохнув, он пожаловался Мухаммеду:
— Я несчастный человек, Мухаммед, и ты уж не нападай на меня. И так меня затуркали — голова кругом идет. Видишь, вот тут я должен был поставить резолюцию: «Принять на работу», а я написал: «Уволить».
Он перечеркнул написанное. Мухаммед с сочувствием спросил:
— Туго тебе приходится?
— Я порой подумываю: а не попроситься ли мне к тебе в бригаду? Легче сражаться с пустыней, сжимая в руках рычаги экскаватора, чем с бумажными душами, орудуя только ручкой. Понимаешь — ни минуты свободного времени. Вздохнуть некогда!
Он поманил Мухаммеда рукой, и когда тот нагнулся к нему, сказал таинственным шепотом:
— Веришь ли, братец, я из-за своей работы жениться не могу. К свадьбе все готово, а когда она будет — одному богу известно.
Мухаммед разыграл изумление:
— Что я слышу, Бабалы! Ты решил покончить с холостяцкой жизнью?
— Решил, решил. Только от моего решения мало что зависит. Мне с невестой-то не удается встретиться.
— Что же это за неодолимые преграды стоят у вас на пути?
— Работа! Дела! Конфликты, споры, совещания, заседания, праздники…
— Погоди, погоди, — Мухаммед выпрямился, оправил на себе пиджак, принял торжественный вид, — Бабалы Артык! Ты сообщил мне радостную весть. От души тебя поздравляю. И ты брось свои отговорки! Ради такого великого дела, как свадьба, можно на время отложить все остальное. Как говорят русские, работа не волк — в лес не убежит,