Я хватаюсь за сотовый телефон, пока номер ещё теплится в памяти, и звоню Пашке Шурыгину.
— Паш, ты говорил, что на Наталью Бармину, то есть, Курицыну, записана белая «девятка». Ты мне тогда номер ее не назвал. Ты его, случайно, не помнишь?
— Ну ты даешь! На фига мне такую информацию в мозгах таскать? Все номера курицынских машин у меня на бумажке, бумажка на столе дома, в куче других бумажек. Только я сейчас в командировке в районе. В редакцию вернусь ближе к вечеру, сдам материал — и свободен. Потерпишь?
— Само собой.
— А с чего это тебе этот номер понадобился?
— Сейчас возле издательства меня «пасла» «девятка» О 496 ВК, регион местный.
— Погоди, повтори еще раз. Запишу на всякий случай.
Я снова диктую цифры и буквы.
— Мать, у тебя все в порядке?
— Да как сказать. Если не считать, что Вениамин отбросил сантименты и пообещал меня убить.
— Что? — орет Шурыгин. — Как это получилось?
— Долго рассказывать. Погоди, не кричи так в трубку. Думаю, несколько деньков я еще поживу. Я сейчас пытаюсь затянуть этого гада в переписку.
— Так! Никуда после работы ни ногой! Сразу домой и сиди, жди меня. Вечером, часиков в восемь, я у тебя. Мне нужны все подробности. И никакой переписки с этим уродом! Ты с ума сошла? Нашла, с кем в игры играть! Ты меня поняла?
Я клятвенно обещаю больше никаких писем Вениамину не писать и самой, не посоветовавшись с Шурыгиным, ничего не предпринимать. Только после этого Пашка немного успокаивается и прощается до вечера.
Я влетаю в свой кабинет, торжествуя. Одна маленькая победа одержана: теперь я знаю номер автомобиля этого «охотника». Еще немного — и я буду знать имя владельца.
Еле заставляю себя переключиться на рабочую рутину.
Я ещё вчера закончила правку рукописи Кожина, но сдать не успела. Торжественно вручаю ее Доре Сергеевне, а взамен получаю рукопись научно-фантастической повести. Тружусь над ней весь день без особых приключений: я же обещала Пашке быть паинькой.
Вот и пять часов вечера. Хорошо бы выпросить у начальницы на завтрашний день отгул. Мне нужно время всё обдумать. Так ведь из вредности не даст. Ну ладно. Завтра уже пятница. Потом всё равно выходные, а там и праздники не за горами, — так что у меня все равно получится небольшой отпуск, который мне сейчас просто необходим.
Выйдя из офиса, заворачиваю в универсам поднабрать ещё немного консервов: кто знает, сколько мне ещё надо будет жить на осадном положении?
Чувствуя, что мне не помешало бы какое-нибудь оружие для самообороны, и понимая, что пистолет мне всё равно здесь никто не продаст, заглядываю в отдел «Инструменты».
У меня глаза разбегаются при виде всяких тяжёлых и острых штук, которыми вполне можно отбиться от маньяка. Останавливаюсь на довольно увесистом молотке с деревянной ручкой.
Продавец, молодой парень, с удивлением смотрит, как плотоядно я ухмыляюсь, проверяя, удобно ли молоток лежит в моей руке, и не очень ли тяжело мне им замахиваться.
— Беру, — произношу я, и парень на всякий случай опасливо отодвигается от меня.
Дома я вынимаю из сумки продукты, убираю их в холодильник, затем достаю молоток и, подумав, кладу его на журнальный столик возле дивана — пусть будет под рукой на всякий случай.
Только сейчас я осознаю, что Годзилла вновь не вышла меня встречать. Неужели опять что-то разбила?
Как и в прошлый раз, я обнаруживаю кошку, забившейся глубоко под кресло. Внимательно осматриваю комнату, но не нахожу никаких осколков и других свидетельств хулиганства животного.
Внезапно я замечаю, что верхний ящик моего письменного стола приоткрыт. Но я же хорошо помню, что до конца задвигала его вчера!
Я бросаюсь к ящику. Чего-то здесь не хватает.
Точно! Исчезли письма Вениамина к Агате! Я же вкладывала их в дневник, они еще выглядывали из тетради.
Дневник на месте, писем Вениамина к Агате нет, как и фотки из журнала «Вязание» с датой назначенного Берсеньевой свидания.
В дневнике, как закладка, лежит карандаш. Я его там не оставляла, я точно помню!
Открываю тетрадь. Она заложена на странице с последней записью. Прямо под моими строками, наискосок через всё оставшееся свободным пространство страницы, печатными буквами написано: «Завтра».
