Наконец я сдаюсь, решив, что утро вечера мудренее, а война план покажет.
Я иду в коридор, поднимаю с пола брошенную сумку, вытаскиваю из нее письма Вениамина к Агате и вкладываю их в дневник, туда же добавляю фото Вениамина-блондина в бабской кофте с надписью на обороте — всё-таки это улики. Дневник я кладу на место — в ящик письменного стола.
Желудок издает долгое недовольное урчание, напоминая, что пропустил сегодня обед.
На ужин у меня снова «безопасная» яичница. На всякий случай кормлю ею и Годзиллу. Завтра куплю консервов, а то так мы с кошкой скоро закудахтаем.
Запиваю я немудреную еду водой из-под крана. Уж водопровод-то Вене слабо отравить своими барбитуратами!
Спать я ложусь рано, но сон ко мне не идет, и я еще долго ворочаюсь в постели, вызывая недовольство примостившейся у меня в ногах кошки. Куча разных отрывочных мыслей громоздится в моей голове, не давая заснуть.
То я представляю, что моими трудами преступник схвачен, и я праздную свой триумф; то я вижу свой холодный труп с бороздой от удавки на шее, лежащий под холодным светом люминесцентных ламп в морге; то я чутко прислушиваюсь к шорохам, раздающимся в темноте, сомневаясь, а не убийца ли крадётся сейчас по моей квартире.
Наконец, не выдержав, я встаю, подтаскиваю к входной двери табуретку и водружаю на неё несколько кастрюль и сковородок. Сойдёт за примитивную сигнализацию. Если Вениамин попытается войти сегодня ночью, проснусь не только я, но и весь дом.
После этого я вырубаюсь, но, даже заснув, мне так и не удаётся обрести покой. Всю ночь меня мучают какие-то тягучие, бесконечные сны.
Просыпаюсь я злая и готовая к борьбе.
Не собираюсь сложить лапки, склонить голову набок и подставить шею под удавку какому-то неведомому моральному уроду.
Я тоже буду действовать. Мне просто ничего другого не остается, если я хочу обыграть преступника.
Почему бы мне не провести разведку на улице Машиностроителей? Я набираю Шурыгина.
— Паш, привет, прости, что с утра пораньше. Ты пробил адресок, который я тебе диктовала в прошлый раз?
— Привет, я и сам тебе отзвонился бы чуть позже. Спешки особой нет: адрес, как я и предсказывал, оказался липовым.
— То есть как липовым? Кто там живет? — удивленно вопрошаю я.
— Да никто. На этой улице дома под номером пятьдесят шесть вообще нет. Там всего-то сорок домов. Не расстраивайся ты так. А чего ты ждала? Что убийца вот так просто всем будет раздавать свой адрес?
— Ну, мало ли… — говорю я упавшим голосом.
— Во всяком случае, твоя подруга Агата не вызвала у него желания поделиться правдивой информацией. Попробуй поискать переписку Вениамина с другими женщинами. Может, там что нароешь.
— Да мне Бармин уже обещал письма Вениамина к Ларисе Берсеньевой передать.
— Ну вот там и покопайся. И еще…
— Что?
— Веди себя осторожно, — в сотый раз напоминает Пашка.
— Угу.
Кладу трубку, скрипя зубами от разочарования.
Так. Адрес — туфта. Визит к маньяку отменяется. За какие еще ниточки я могу сейчас потянуть?
Я вспоминаю вчерашнее «мимолетное виденье» в белой «девятке».
Натусик.
С этой девицей явно не все чисто. Значит, ею сегодня и займемся.
Сперва я звоню на работу, Доре Сергеевне, и сочиняю историю о необходимости срочного визита к зубному.
Завотделом мечет гром и молнии:
— Рощина! Ты же у меня только на днях к зубному опрашивалась!
— Так это тот же самый зуб. Плохо, наверное, сделали. Опять разболелся.
Дора сдается:
— Кончай есть сладкое, дуй к врачу и чтобы после обеда на работе, как штык! А Кожин чтоб завтра у меня был на столе готовый!
Она швыряет трубку, а я прыскаю от смеха, представив Михаила Борисовича, лежащего на рабочем столе нашей завотделом, готового… к чему?
Пока моя фантазия не завела меня слишком далеко, я быстренько собираюсь и, даже не позавтракав, со всеми предосторожностями выскакиваю из подъезда.
Утренний «час пик» уже прошел, поэтому на автобусе добираюсь с комфортом: сидя у окошка. Снова на всякий случай провожаю взглядом все светлые «девятки». За рулем сплошь мужики. «Зайки» не видать. Ничего. Сейчас приеду и на месте сориентируюсь.
Добравшись до дома Берсеньевой, я начинаю «ориентироваться на месте».
