Я разглагольствую, глядя прямо в эти серые глаза с холодным стальным оттенком, и вдруг, к собственному страху, понимаю, что читаю в них обожание. Так в мелодраматических фильмах мужчина обычно смотрит на женщину перед тем, как её поцеловать. Осознав это, я испуганно замолкаю на полуслове.
Повисает пауза. Мы стоим, как два дурака, глядя друг на друга, и молчим. Я не выдерживаю и произношу жутко банальную фразу:
— Почему вы на меня так смотрите?
— Как так? — ещё более банально отвечает Михаил, продолжая ласкать меня взглядом.
— Так пристально, как будто… как будто оцениваете.
— Разве? Я, между прочим, вас уже давно оценил. В первое же мгновение, как вас увидел.
— Да? И на сколько же баллов я «потянула»? — пытаюсь я всё ещё перевести выходящую из-под контроля ситуацию в шутку.
— На двенадцать, — не задумываясь отвечает Кожин.
Я даже прихрюкиваю от такой наглости.
— Маловато. Это по какой же шкале?
— По шкале Рихтера. По максимуму. Вы потрясающая женщина. Вас надо оценивать только по той же шкале, по которой оценивают землетрясения.
И, не давая мне опомниться, он целует меня.
Поцелуй длится несколько мгновений, но они кажутся мне целой вечностью. Первой разрываю его я и, отпрянув, спрашиваю чуть охрипшим голосом:
— Как это понимать?
— Очень просто. Похоже, я нашёл женщину, которую искал всю свою жизнь.
Он опять тянется ко мне, но я уклоняюсь от поцелуя и отступаю на шаг назад.
— Будьте осторожнее со словами. Я могу в них поверить. Вы писатель и умеете говорить цветисто. С таким талантом можно соблазнить любую женщину, ведь, как известно, женщины любят ушами.
Кожин открывает рот, пытаясь что-то мне возразить, но я продолжаю говорить:
— Знаете, я не любительница, как бы это сказать, маленьких приключений без взаимных обязательств. Понимаете, что я имею в виду? А я знаю, что для вас это будет просто именно такое маленькое приключение, ведь я совершенно не похожа на ваш идеал женщины.
Теперь серые глаза смотрят на меня с крайним удивлением.
— Мой идеал женщины? Но как вы-то можете знать что-нибудь об этом?
Я довольно путано объясняю свои умозаключения насчёт высокой спортивной брюнетки, выведенной в романе «За час до убийства» в качестве главной героини. Кожин внимательно, с самым серьёзным видом выслушивает меня, а потом заливается смехом:
— Так вы, оказывается, увлекаетесь психологией. Не знал. Но должен вам сказать, что вы попали пальцем в небо. То ли вы такой неважный психолог, то ли я такой неправильный писатель, но я вовсе не из тех людей, которые в своём творчестве выворачивают душу перед читателем наизнанку и вкладывают всего себя в свои книги. Я не случайно пишу детективы. Этот жанр — замечательная гимнастика для ума. Знаете, для меня написать детективный роман — это как решить сложную шахматную задачу или математическое уравнение. Каждый раз, когда я начинаю писать новый роман, это словно вызов: сумею ли я сплести хитроумную интригу, а в конце книги разложить всё по полочкам. Своих героев я создаю, как математические модели. Любой человек, увиденный мной на улице, или в магазине, или просто по телевизору, может стать прототипом очередного моего персонажа. Видите, как всё скучно. Не стоит устраивать фрейдистский разбор моему творчеству. Вы потерпите неудачу. В моих книгах нет моих идеалов и грёз. Там сплошная механика.
Я рада, что сумела перевести нашу беседу со своей персоны на более безопасные рельсы, потому что пока не готова к такому бурному развитию событий с поцелуями и клятвами, и уж тем более не собираюсь приглашать Кожина подняться ко мне и попить чайку.
В конце концов, мы знакомы всего второй день. К тому же, после этого неожиданного поцелуя в моей голове всё так смешалось, что я вряд ли способна сейчас поддерживать беседу даже на отвлечённые темы.
Я лихорадочно соображаю, как же теперь вывести наш разговор на финишную прямую. Ничего путного не придумав, я с очаровательной женской непосредственностью заявляю, что я очень устала и мне пора домой.
Михаил провожает меня до лифта, по дороге выпытав номер моей квартиры и телефона и выпросив у меня разрешение позвонить в выходные.