– На “Цирцее”. “Внизу” мне не нравится. Слишком много лишних глаз, а из стен растут уши.
Это делало честь ее наблюдательности. Люди на Пойтексе очень привержены порядку и, мне кажется, слегка помешались на этой почве. Нравы у них не пуританские, но строгие, я бы сказал, консервативные и чопорные; и за приличиями следят все те же ленсмены, некий отдел, организованный Службой, чей символ – широко раскрытый глаз. Его “глазастые” сотрудники имеют доступ всюду и могут приходить переодетыми либо при всех своих регалиях, в мундире, с записывающей аппаратурой и ней-рохлыстом. Так что о непринужденной обстановке не приходится мечтать. Что поделаешь! Такова плата за спокойствие и порядок.
– Мы пригласим только избранных, – промолвила Шандра, – и попытаемся их расшевелить. Показать им что-то завлекательное… Что ты скажешь, Грэм, о шоу в малакандрийском духе, с финальным раздеванием? Я содрогнулся.
– Скажу, что не мешает подумать об Этере и не губить ее-репутацию. Мы-то улетим, а девочка останется. И что с ней будет? Шандра кивнула.
– Ты прав, как всегда, дорогой. Для нее наше шоу – прекрасный шанс, возможность прославиться и сделать карьеру. Еще бы! Выступить на помосте на звездном корабле, продемонстрировать инопланетные модели, показать себя избранной публике… Да еще с самим капитаном Френчем в роли ведущего… Нет, никаких раздеваний! Никаких откровенных нарядов! Все будет чинно и благопристойно, а публику мы подогреем не туалетами, а спиртным. Это ведь не запрещается? Они, кажется, пьют, дорогой?
– Да. Рюмку сухого мартини за ужином. Шандра развеселилась, и я был чрезвычайно рад, что чувство юмора возвращается к ней. Она не вспоминала о наших беседах во время полета к Пойтек-су, не говорила о детях и даже, казалось, не строила планов на этот счет. Всю ее поглотила подготовка аукциона; она совещалась с Этере, выбирала модели и ткани, давала задания роботам в пошивочной мастерской, просматривала образцы и бесконечно меняла их, стараясь учесть местные нравы и в то же время представить что-то изящное, невиданное, необычное. Это было нелегкой проблемой; цензура на Пой-тексе строга, и зрители, повосхищавшись нашими трудами, могли ничего не купить. Я имею в виду ничего подходящего для серийного воспроизводства.
Доверив Шандре эту деликатную операцию, я занялся другими делами. Я выгодно сбыл малаканд-рийский жемчуг и часть косметики с Соляриса, различные кремы, притирания и помады, не имевшие резкого запаха и без возбуждающих эффектов. В животных и растениях Пойтекс не нуждался, во-первых, в силу естественных причин (этот мир, во многом подобный Земле, обладал собственной флорой и фауной, разнообразной и богатой), а во-вторых, из-за драконовских законов, регулировавших импорт живых существ. Как выяснилось, столетием раньше здесь побывал Просперо с “Трибулета” с целым зверинцем на борту, но не сумел продать даже мухи. Это настораживало, и мне пришлось ознакомиться с местным законодательством на сей счет. Я понял, что завязну в бесконечных согласованиях и попытках доказать, что мои шабны, единороги, птерогек-коны и обезьянки не поражены каким-нибудь вредоносным вирусом и абсолютно безвредны. Такой вариант меня не устраивал, и я поставил крест на торговле животными. Конечно, я мог бы сунуть взятку санитарным врачам и выправить лицензию, но не рискнул пойти на это. С “глазастыми” ленсме-нами шутки плохи: если бы нас поймали, врачам грозило пожизненное заключение, а мне – гигантский штраф. Так что я не стал соблазнять местных эскулапов, а занялся сортировкой своих культурных ценностей – книг, видеолент, картин и тому подобного, включая самые безобидные нейроклипы. Мне показалось, что записи спортивных зрелищ с Барсума, а также дельфиньих гонок в Эмберли и ритуальных панджебских танцев никого здесь не шокируют; я велел “Цирцее” подобрать аналогичный материал и переслать его моим агентам. С художественными го-лофильмами ситуация была трудней, так как на Пой-тексе запрещено демонстрировать интимные сцены и обнаженную натуру. Наконец, я решил, что подойдет искусство Траная; идеология коммунистического гуманизма, царившая там, начисто отрицала секс, эротику и тому подобные вещи. Поколебавшись, я добавил в список свои мерфийские приобретения: “Гамреста” и ораторию “Поражение ереси”. Любопытно, как воспримут ее здесь? Обитатели Пойтекса были абсолютно нерелигиозны, но у них имелась скдонность ко всему величественному, монументальному, особенно в музыке и архитектуре. Их города, застроенные домами из серых гранитных блоков, с лепниной, фризами и квадратными колоннами, напоминали скопища мавзолеев; и для состоятельных граждан было позором жить в особняке, где меньше дюжины колонн. С учетом этих обстоятельств я решил, что “Поражение ереси” им понравится, и не ошибся: товар раскупали, словно горячие пирожки в воскресный день. Равным образом, как и ленты спортивных зрелищ, и транайские мелодрамы по двести серий каждая; в них порицался порок, клеймился разврат, и герои – чистые духом, как вымытый слон, – торжествовали в конце концов над всеми своими врагами. Одна из этих эпопей, о благородных транайских полицейских, была закуплена Службой Ленсменов; полагаю, в качестве учебного пособия.
