– … будет такой же, как у тебя с Йоко, – закончила Шандра. – Ты прав, Грэм. Ты, разумеется, прав. – Она поднялась с кушетки, сделала пару шагов и замерла, разглядывая картину с водопадом. Над ним висело разноцветное облако – бабочки Эдема купались в теплом и влажном тумане, застыв подобно окаменевшей радуге. Но вряд ли Шандра видела их.
Она промолвила:
– Мне надо подумать, Грэм. Знаешь, мне ведь казалось, что ребенок будет моим и твоим… нашим… только нашим… Но ты объяснил, что это неверно; он повзрослеет и будет принадлежать себе – не нам, а себе, как всякий человек. Но его поступки… то, что он сделает… и он сам… все это не безразлично для нас. Теперь я это понимаю. И я должна подумать. – Шандра сдвинула брови и после паузы сказала:
– Прости, Грэм, мне надо остаться одной. Я поцеловал ее и вышел.
* * *
По корабельному времени близился вечер. Свет в коридоре пригас, жилые отсеки окутал сумрак, и только в рубке сияли вечные огни, подмигивая мне с компьютерных стоек и панелей, с пультов и мониторов. Полусферический экран, ухо, глаз и губы “Цирцеи”, светился успокоительным зеленым; очередной прыжок был рассчитан, вероятность дестабилизации не превышала одной стотысячной, и корабль терпеливо ждал приказа отправиться в путь.
Вздохнув, я перебрался в спальню, залез в постель и раскрыл книгу. Не помню, о чем я читал; похоже, память моя не фиксировала текста, и начало фразы испарялось, когда я добирался до ее конца. Автоматически перелистывая страницы, я думал о Шандре, о том, что она скажет, когда вернется. Если вернется… А если нет? Ее раздумья могли занять всю ночь или множество ночей, так как проблема, с которой она сражалась, была неразрешимой. Наконец она пришла – задумчивая и немного грустная.
– Грэм, дорогой… Ты еще не спишь?
Я отложил книгу.
– Нет. С недавних пор я расстался с привычкой спать в одиночестве.
– Мы можем поговорить?
– Конечно.
– Видишь ли, я запросила “Цирцею” о детях спейстрейдеров… Не тех, что рождаются от случайных связей на какой-то планете, а о детях супружеских пар – таких, как Регос и Сдина Бетин или чета Смитов. Оказалось… – Шандра судорожно вздохнула, словно у нее перехватило горло. – Оказалось, никто из них не имел детей. Ты знаешь об этом?
– Знаю и знал всегда. Но не будем апеллировать к этим примерам, милая.
Если тебе нужен ребенок, ты его получишь. А я сделаю все возможное, чтобы отсрочить неприятности. Я постараюсь… я очень постараюсь… хотя уверен, что ничего хорошего не выйдет.
Шандра побледнела.
– Грэм, ты хочешь, чтобы я бросила эту затею? Я вздохнул. Вздох старого утомленного человека, который пререкается со своей женой… Очень неприятно, но получилось так.
– Ничего не надо бросать, девочка. Клянусь тебе и обещаю! – Я поднял руку, щелкнул пальцами, и потолочный экран ответил серебристой вспышкой. – “Цирцея”! Брачный контракт с леди Киллашандрой Лонг! Добавка: я, капитан Грэм Френч, оставляю на усмотрение моей супруги все, что касается наших детей. Я должен подчиниться ее желанию, если она решит их завести; я обещаю содержать их и заботиться о них, пока леди Киллашандра не сочтет, что мои помощь и покровительство им не нужны. Единственное условие, которым сопровождается этот раздел контракта: каждый наш ребенок должен быть выношен и рожден при тяготении от 0,95 до 1,05 “же”. Конец раздела.
Опустившись на кровать, Шандра уставилась на меня. Зрачки ее потемнели, губы беззвучно шевелились.
– Грэ-эм… Ты внес этот пункт в вечные файлы? Я кивнул.
– Разумеется. Теперь только ты будешь решать этот вопрос. Ты, и никто иной.
Она вздрогнула, будто осознав всю тяжесть свалившегося на нее груза. Ее рука скользнула к моей руке, стиснула запястье.
– Грэм, ты ведь не думаешь, что я похожа на одну из этих неистовых матерей?
– Нет, дорогая. Если не считать их главного таланта, все они – посредственности. Ими правит не разум, не чувство, а только инстинкт. Один инстинкт, как у кроликов, и больше ничего.
– На нашем корабле нет кроликов, – сказала Шандра, склоняясь ко мне. – Нет и не будет! Мы что-нибудь придумаем, Грэм. Ведь нас двое… двое таких хитрецов, да?
