Я привел Шандру в кают-компанию – она же гостиная, библиотека и мой кабинет. Здесь стояли шкафы с настоящими древними книгами, письменный стол из кедра (я вывез его с Пенелопы), пара кресел и мягкая кушетка; на дальней стене серебрились экраны, а над шкафами и столом тянулся фриз картин. Большей частью пейзажи, писанные маслом, изображавшие водопад в горах Эдема, хвойную рощу на Секунде, шторм в океане Авроры или равнины Огайо – разлив золотистых полей маиса и затерявшийся среди них фермерский домик. Над домом, почти над самой трубой, плыли тучи, но в разрывах меж ними виднелось небо – точно такой лазурной голубизны, каким я помнил его с детства.
Я сел на диван; Шандра прилегла, доверчиво опустив головку мне на колени.
Я коснулся ее волос. Их цвет был таким же, как у маисового поля на картине.
– Милая, ты ведь знаешь, что дети растут и становятся взрослыми? И что этот процесс остановить нельзя?
– Знаю. – Она шевельнулась, потерлась щекой о мою ладонь. – Ну так что же?
Я уверена, что наш мальчик получит хорошее воспитание. Он будет заниматься с “Цирцеей”, в ее лабораториях и в гимнастическом зале, и с тобой – во время наших перелетов. А когда мы опустимся “вниз”, он встретит других людей и сможет у них поучиться – у самых лучших и знающих, у тех наставников, которых мы выберем для него. Он получит прекрасное образование! Он… – Заметив мою невеселую улыбку, Шандра сбилась и заглянула мне в лицо. – Ты сомневаешься, Грэм? Боишься, как бы не избаловать его? Думаешь, он вырастет самовлюбленным и испорченным? Сын такого великого человека?
Я криво усмехнулся:
– Нет, проблема в ином. Ученье, воспитание, образование – все это игры для ума, но у тела есть свои потребности. И они просыпаются лет в пятнадцать, а в двадцать их уже не удержать. В двадцать его не устроят эротические нейроклипы. Ему захочется чего-то более реального и… ммм… более возвышенного. Шандра встрепенулась. Кажется, этот аспект нашей проблемы ей в голову еще не приходил.
– Ну-у, – протянула она, – мы же будем посещать множество миров…
Найдутся там и девушки, и женщины… и всякой польстит его внимание… Ведь мальчик – твой сын! Сын капитана Френча! Юноша со звезд!
– Вот именно, – заметил я. – Теперь представь, что ему исполнилось семнадцать и что мы попали в прекрасный мир, в Эдем, – тут я кивнул на картину с водопадом, – где есть все, что душе угодно: горы и города, леса и равнины, реки и океаны,” и, конечно, девушки. Очаровательные девушки! Он вращается в молодежной компании; он – сын капитана Френча, он экзотичен, богат и хорош собою, и юные леди идут в атаку со всех сторон, с фронта, с тыла и с флангов. Уверен, долго ему не продержаться. Он выберет кого-нибудь, влюбится и завязнет в этой любви по самые уши. Так?
– Так, – согласилась Шандра. – Было бы странно, если бы он не влюбился.
Особенно в этом твоем Эдеме.
– Но вот наш бизнес завершен, мы покидаем Эдем и разлучаем его с любимой.
А чувство – как мнится ему самому – уже достигло галактических размеров. И он – наш сын! Он унаследовал твою неукротимость, мою расчетливость и нрав упрямца – от нас обоих! И что же он сделает? Как ты думаешь?
Шандра выглядела растерянной. А я – я ощущал себя последним подлецом, пуская по ветру ее мечты. Ломать – не строить! Особенно такую нежную и хрупкую постройку…
– Я скажу тебе, как он поступит: втайне от нас возьмет девицу на корабль, вскроет вечные файлы и свяжет себя обетом. А после… Знаешь, первое чувство непостоянно, и через год-другой молодые пожелают разойтись. А мы к тому времени будем парсеках в пятнадцати от Эдема… значит, в мире той девушки пройдет лет пятьдесят… Вернуть ее обратно? Но захотят ли ее принять на родине? И приспособится ли она к переменам? Высадить ее в каком-то другом порту? В каком? Мир благополучный и богатый закрыт для эмиграции, а пограничные миры непредсказуемы и опасны… Я мог бы, конечно, купить ей гражданство, но перед этим нам придется странствовать из мира в мир в поисках мест, где люди подобны нам… Понимаешь? Эта проблема гораздо хуже, чем с моими прежними женами. Наш корабль станет ареной свар и раздоров, а наша жизнь…
