— Дают еду? — удивился я. — Что-то когда их котлован проходили, я еды не заметил. Где ж они ее берут?
— У вас.
— Воруют?
— Не совсем. Серые очень хорошо к вам приспособились. Это… это как ваши кошки. Да, точно. Кошки. Только невидимые для вас, и более умные. Поэтому много ваших вещей как бы отражается в их мире. Ну, вот как эта дорога, по которой мы идем.
— Удивительно, — задумчиво сказал отец Иван, — как чудно все устроено… да, Клен, продолжай.
— И так же отражается ваша еда. Серые делают даже запасы в своих норах. Да… Что же касается тех несчастных, в котловане. Этих, скорее всего, кормят пришельцы с кургана. Плесенью.
— Чем?! — воскликнули Капитан и отец Иван почти одновременно.
— Особая питательная плесень, — невозмутимо ответил Клен. — Темные ее выращивают прямо в кургане. Она и голод утоляет и дает нечто вроде темного забвения. И опьянения.
— Ясно, — сказал я, — нечто вроде грибочков. Понятно теперь, чего они такие безумные были.
— Друзья, — воскликнул Брат, — может, это, поедим перед главным делом.
Есть нам особенно не хотелось. Впрочем, подкрепиться не мешало бы все равно. Бог весть, когда теперь покушаем. Но я так понял, предложение поесть было сделано больше для Топа. Вот почему Белодрев сразу согласился.
И действительно, гном оказался весьма голоден. Покончив с трапезой, Топ отказался от воды стражей. Порывшись в своем дорожном мешке, он извлек самую обыкновенную литровую бутыль пива марки «Рогань Традиционное Монастырское». Я глазам своим не поверил.
— Авве Ва-а-асилие не бла-а-гословляет, — сказал он нам. — Но те-е-еперь можно. Те-е-еперь я другой.
Топ достал большую деревянную кружку и вылил в нее пиво.
В небе показалась большая белая чайка. Она сделала над нами круг и с тревожным криком умчалась в юго-восточном направлении.
— Отшельник торопит, — сказал Белодрев, — время удобное. Все рабы Василия на улице. Готовятся к войне. Идемте. План катакомб объясним на ходу.
Топ несколькими огромными глотками покончил с пивом. И бодро, почти не выворачивая слова, сказал:
— Я готов.
Через час достигли границы Брошенного леса. Мертвый Пастух так и сидел на том же месте и в той же позе под деревом — да, это был именно тот зловещий пастух овец, с которым нам довелось встретиться при выходе с Черноморки. Именно тот.
Стражи пропели над ним короткую и печальную песнь, а отец Иван прочитал такую же краткую заупокойную молитву.
Я поймал себя на мысли, что мертвый Пастух выглядит даже лучше, чем живой. Как не кощунственно это звучит. Но мертвые стеклянные глаза все же не так страшны, чем глаза полные запредельной потусторонней ненависти.
— Какая тяжелая здесь атмосфера, — сказал отец Иван.
Мы покинули мертвого Пастуха и ускоренным шагом двинулись дальше.
Брошенный лес остался позади. Теперь нас обступали со всех сторон огромные, словно горы, холмы. Дорога то петляла между ними, то взбиралась на их плоские желтовато-белые песчаные вершины.
Вскоре показалась брошенная воинская часть. Правильней, наверное, сказать — позиция. До части несколько призрачных одноэтажных домов с покосившимися мачтами антенн, на вершине громадного отдельно стоящего холма, не дотягивали. Дома были длинные, как бараки в Черноморке и частично обрушенные. Пыльная серая дымка витала над ними.
Брошенная позиция напоминала мираж, готовый вот-вот растаять. И, тем не менее, вполне настоящая дорога бежала от нас в сторону позиции. Мы остановились.
— Пора, — сказал Пестрый.
Капитан повернулся к отцу Ивану:
— Батюшка, благословите, — тихо попросил он.
Отец Иван благословил и обнял его:
— Друг, Николай, ты мне, прямо, как родной стал. Господи, только бы все получилось у нас. Я так переживаю.
— Все мы переживаем, — сказал Клен поразительно спокойным голосом, — не переживайте, все будет хорошо.
— Верно, — подхватил Пестрый, — все будет хорошо… Веди нас, Топ.
Гном важно кивнул головой и двинулся в сторону брошенной позиции. Следом за ним Пестрый и Капитан. Топ должен был провести их к тайному лазу в катакомбы. По той самой тропинке, по которой уходил от отца Василия сам.
Лезть обратно в катакомбы Топ наотрез отказался. Боюсь стать прежним — заявил он нам. Так что Капитану и Пестрому оставалось в одиночку обшарить логово отца Василия. Взять церковные ценности и выдвигаться к главной келье, «игуменской».
