– Хозяйка! – громко крикнул отец Иван. Но никто нам не ответил. Только налетел на нас легкий весенний порыв ветра и принес с полей запах вспаханной земли пополам с навозом.
Мы еще постояли какое-то время. Я бездумно разглядывал гибкие лозы винограда, что тянулись из глубины двора к самым воротам, и абрикосовое, готовое вот-вот зацвести дерево возле этих же ворот, ворот которые так перед нами и не открылись.
– Пойдем, что ли, – сказал отец Иван упавшим голосом.
Вернулись в ледяную общагу и попробовали, что б хоть как-то развеяться, заняться подготовкой к службе. Однако все валилось из наших рук. Особенно из рук отца Ивана.
Так проползли мучительные несколько часов. Отец Иван, видимо, совсем изведя себя переживаниями, вдруг вскочил и выбежал из комнаты со словами: «Я сейчас, через час буду».
Оставшись один, я решил еще раз исследовать наш ледяной дом. Оказалось, что все комнаты на втором этаже не заперты. Комнаты были с двумя кроватями, как у нас, и с четырьмя. На первом этаже все комнаты под замком. (Вот, наверное, почему так переживает насчет брамы комендантша).
Вернулся назад, но не в нашу комнату, а в комнату напротив. Она была «четырехместной» и с двумя большими окнами, которые выходили на южную сторону. В окна щедро светило весеннее солнышко. Я сел на кровать и подставил свое озябшее тело под солнечные лучи. Солнце оказалось гораздо эффективнее финского чудо-камина. Прошло минут двадцать, и я так прогрелся, что невольно задремал.
Сколько я дремал, не знаю, но в какой-то момент сквозь дрему услышал, как звякнула железная брама и на лестнице послышались шаги. Я был уверен, что это комендантша (не знаю, может, она мне снилась), поэтому вскочил, и аккуратно прикрыв за собой дверь, кинулся в нашу комнату.
Едва успел сесть на кровать и принять непринужденную позу, как дверь распахнулась; но за дверью была не комендантша, за дверью стоял отец Иван. Он был спокойным и сосредоточенным.
– Договорился с головой, завтра с ним вместе едем в Алексеевку. Он по своим делам, а мы попытаемся отыскать этого старосту и забрать у него ключи.
– Здорово, – сказал я. – Если только я до завтра с голода не умру.
Отец Иван наполнил банку водой и, опустив туда кипятильник, воткнул его в розетку.
– Не умрешь, – сказал он, – думаю, вечером поедим.
– У головы?
– Нет, у Николая.
– Ты видел Николая! – Я даже не заметил, как привстал с кровати.
– Нет, не видел, – спокойно ответил отец Иван, наблюдая за движением пузырьков в закипающей воде, – но я узнал, где он живет.
– Как узнал? Давай, рассказывай.
– Да рассказывать особенно нечего. Просто я еще раз к этой певчей ходил. Долго стучал. Вышла молоденькая девушка, симпатичная такая, и сказала, что мамы нет. Мама, мол, в городе на курсах по повышению квалификации.
– Оказывается, певчая эта учителем в местной школе работает. Ну, я говорю, мол, я ваш новый батюшка. Впрочем, думаю, она и сама догадалась. И тут она знаешь, что выдала! Вам говорит здесь служить опасно. Эти иеговы. Это они, наверное, куда-то отца Василия увезли. Я говорю, что меня как раз епископ и благословил разобраться, что здесь у вас произошло с отцом Василием. Она еще больше испугалась. Видимо, уже и не рада была, что сказала насчет иеговистов и Василия. Ну и говорит, что, мол, Вам с Николаем надо поговорить. Он больше знает. И рассказывает, где этот Николай живет.
– Так что Николай, сдается мне, единственный тут человек, кто владеет хоть какой-то информацией, и возможно он один не испуган. Все-таки репутация чудака у него в селе. Это мне девочка та сказала. Но тут я с ней полностью согласился. Так что, Дима, как стемнеет, сходим к нему.
Отец Иван отключил кипятильник и «щедрой рукой» засыпал заварку.
– И далеко он живет? – поинтересовался я.
– На самом краю села. На отшибе. Но отсюда есть прямая тропинка к нему. Да и село собственно не такое уж и большое.
Выпили чаю. И опять на короткое время стало не очень хорошо. Но вот волна предательской слабости сменилась бодростью, правда какой-то отстраненной, космической. Видимо, из-за голодухи. И отец Иван выглядел теперь на удивление бодро, по-бойцовски.
