— Как поохотились? — спросил Алексей Никиту, когда они поднялись в княжеские покои.
— Да, зря проносились, — ответил тот, усаживаясь за широкий деревянный стол и наливая себе в круглую кружку с крышкой медвяного кваса из кувшина, — устали мы с Гарсиа, да и только. Лошадей зря умучали. Пара зайцев да лисица — невелика добыча. А ты как съездил? Как батюшка Геласий? Здоров?
— Здоров. Благословение тебе передавал. И Григорьюшке тоже. Князь Воротынский, говорит, сослан к нам на Белое озеро. В Москве Голицыны и Трубецкие, используя момент, гнут против нас, хотят настроить государя. Андрюшка наш царю прошение подал об отчуждении в его пользу Белозерских земель, включая монастырские…
— Монастырские?! — Никита чуть не поперхнулся. — А брюхо-то у него не лопнет?! Государь Кириллову обитель почитает, не может он монастырь обидеть.
— Ехать надо, Никита Романович, не время отдыхать, наследство родительское защитить надобно.
— Поедем, конечно, — с готовностью согласился Ухтомский. — С охоты возвращаясь, заезхал я к Сугорским. Там тоже новости неутешительные. Князя Ивана Куракина в монахи постригли, имения отобрали. Поначалу за участие в сговоре казнить хотели, но государь помиловал.
— Ехать надо, Никита, — еще раз решительно повторил Алексей, пристукнув ладонью по столу. — Негоже нам по окраинам отсиживаться и царской милости али немилости дожидаться. Чему бывать — того не миновать. А сдаваться самим Андрюшке — умереть нам всем на месте со стыда.
— Правда твоя, Алексей Петрович, — согласился Никита. — Мы с тобой вместе выросли, вместе в сече бились, вместе в страны дальние по царскому указу ездили, и на плаху вместе пойдем, коли выпадет.
— Так-то так, да есть у нас еще одна забота, — промолвил задумчиво Алексей, подходя к узорчатому слюдяному оконцу, — здесь, на Белозерье.
— Какая еще? — удивился Никита. — Вроде, все тихо кругом.
— А вот не тихо. Ты людей разошли по соседним деревням, пусть расспросят, не появлялись ли какие чужаки в лесах, не просили ли проводников. Если да — то кто такие, откуда. Словом, все. Если кто видел таковых, пусть сюда привезут, сам потолкую. Сделай это немедленно, как от меня выйдешь.
— А откуда чужаки-то? Не слыхали тут в усадьбе ничего. Уж Матвей доложил бы.
— До Геласия слухи дошли со стороны Белозерска, Вологды да Устюга Великого. Шастает там кто-то. Тайно шастает. И не озорничает, делом разбойным не занимается, от людей таится. Но замечали чужаков люди, замечали. В Москве Юсуф затревожился, к нему тоже кто-то подходы тайные копает.
— Жив мурза? — улыбнулся Никита
— Жив пока. Но ищут его по Москве тоже какие-то людишки. Сынок его, Ибрагимка, говорит: убить хотят.
— Ну, а мы при чем? От Москвы до Белозерска почитай сколько верст! — Никита присвистнул.
— Рубины выкрасть хотят, а мурзе за то убийство стародавнее отомстить. Вот и весь сказ. А кто такие — неведомо никому. Тот иностранец, которого Юсуф убил ненароком, тоже неизвестно, кто таков был и откуда прибыл.
— Рубины, что уж лет двадцать в ризнице Кириллова монастыря лежат?
— Да. Так что рассылай людей поскорей, Никита. Надо выяснить все. Коли тревога ложная, завтра после праздничной обедни сразу и отправимся в Москву.
— Понял, государь, — Никита поднялся. — Только надо бы до того, как пред царские очи явимся, помыться по русскому обычаю, баньку справить, да рубаху чистую надеть. Негоже пред царем немытыми стоять.
— Верно, — кивнул Алексей, — распорядись.
— Свенов тоже искупаем? — спросил Никита уже на пороге.
— Каких свенов? — князь Белозерский не сразу понял, о ком идет речь.
— Да двух иноземцев, что по дороге привязались…
— Ну, искупай их, коли противиться не станут. С Европы, чай, у них наши обычаи не в чести.
— И с собой в Москву возьмем?
— Поглядим еще, как с ними быть. Может, тут оставим. Что зря таскать с собой? Пусть Матвей себе возьмет. Княгиня дома или на галере?
— Была дома. Прогуляться хотела в саду, с «подружкой», — Никита засмеялся.
— Ладно, сам разыщу, иди пока.
Князь Ухтомский поклонился и вышел.
В домовой церкви зазвонили к обедне, созывая домочадцев и слуг. Храмом служила огромная крестовая комната, занимавшая первые этажи двух из восьми строений дома. На обедню сюда собрались все, кто жил в усадьбе. Только матросы с галеры слушали католические псалмы в отведенной под церковь каюте, где вместо священника службу вел капитан де Армес. «Просто не протолкнуться», — посетовал Растопченко, которого затерли в самый дальний угол. Некоторым дворовым вовсе не хватило места, и они слушали службу, стоя у раскрытых окон. Зато Виктору со своего угла было хорошо видно все помещение, и он внимательно приглядывался к людям, выискивая, кого «взять в разработку».
