Заместитель заведующего похлопал по солидно оттопыренным карманам куртки, вытащил из одного металлический футляр для очков. Раскрыл и из-под ветхой фланелевой подкладки достал бумажку.
— Специально выписал из книги учета профилактических работ. Восьмого июля прошлого года наш сейф забастовал. Не открывался, и все тут. Вызвали мастера из конторы ремонта сейфов. И что же? В полчаса открыл.
— Фамилия мастера у вас есть?
— Здесь нет. В книге записана.
— Вот мой служебный телефон. Позвоните, пожалуйста, сегодня. И скажите мне его фамилию. Договорились?..
* * *
Сергей Шлыков после допроса старшей кассирши возмущался:
— Подобрал ты мне, Паша, клиенточку, дай бог тебе здоровья. Алла Константиновна Чугунова. Ну и характерец! Точно по фамилии.
— А если без эмоций? Какие показания она дала?
— Кое-какие дала. Но чего это мне стоило!
— То есть?
— Неизвестно, кто из нас кого допрашивал. Что считала нужным, то и говорила. Семь верст до небес и все лесом. А толку чуть.
— Так и «чуть»?
— Ну не «чуть», конечно. Кое-что полезное я из нее вытянул. Например, теперь с ее слов знаю назубок все должностные инструкции и все биографии сотрудников сберкассы.
— А как характеризует она тех, кто тоже имел доступ к ключу?
— За себя, говорит, отвечаю. А насчет зава и зама ничего сказать не могу — ни плохого, ни хорошего.
— Проверить все же надо всех троих. И еще займись мастером по ремонту сейфов. Фамилию возьми у Додина.
— Значит, круг расширяется?
— Выходит.
Павел встал, чтобы сделать несколько рывков руками, — после длительного сидения захотелось немного размяться.
Так кто из них? А может, тут сговор, и так или иначе, но замешаны все трое?
Кто же?
Заведующий сберкассой Савва Осипович Туницкий. Коммунист. Добрый, щепетильно честный. Порядочный человек. Ни на что плохое не способен. Отличный семьянин. Таково общее мнение сослуживцев.
Хорошо отзывались и о заместителе Туницкого:
— Додин? Орест Анатольевич? Грабителем его представить совершенно невозможно. Государственная копейка для него святыня. А дома добряк, широкая натура, близкие в нем души не чаят.
Больше всего сгущались краски вокруг Аллы Константиновны Чугуновой, старшего кассира. Одинокая, уже немолодая женщина с весьма нелегким нравом. В сберкассе знали, что ее очень изменило большое личное горе, которое Алла Константиновна с трудом пережила. В первое время сослуживцы старались ни на минуту не оставлять Чугунову на работе одну, приглашали к себе, всячески пытались ее отвлечь. Но Алла Константиновна в лучшем случае отмалчивалась. И постепенно забылась причина, осталось только следствие — нетерпимый, сварливый человек, от злой раздражительности, желчности которого немало страдали товарищи по работе. А почти со всеми соседями по квартире у нее сложились такие отношения, что те разговаривать с ней не желали, чтобы не нарваться на грубость или оскорбление. И все же честность старшего кассира ни у кого сомнения не вызывала.
Оставался Трофимов — мастер, производивший ремонт сейфа. Старый рабочий, он уже почти четверть века трудился в ремонтной конторе.
В отделе кадров, которому подчинена контора, доверительный разговор восприняли даже с некоторой обидой.
— Милиция зря интересоваться, конечно, не будет. Мы понимаем. Хотя и не в курсе. Но если наше мнение хотите узнать, то грешить на Александра Назаровича никак нельзя. Его в Госбанк вызывали, в хранилище драгоценных металлов. Одни благодарности у человека…
Так кто же? Это мог быть только один из четверых. И больше никто. А если кто-нибудь из четверых допустил оплошность, которой мог воспользоваться пятый?
Павел докладывал начальнику управления свои соображения. А комиссар слушал его, одновременно подписывал бумаги и еще не упускал из виду доносившийся из динамика разговор, который вел по селектору его заместитель. Переключил селектор на себя и стал уточнять задания частям — на следующий день милиция должна была обеспечивать порядок перед началом и после завершения большого празднества на стадионе имени Ленина.
Но вот комиссар, отключившись от селектора, снова взялся за бумаги и сразу сказал Павлу, будто он и не прерывал разговора с ним:
