Это была собственно не экскурсия, а туристский поход. В школе ежегодно разрабатывалось десять туристских маршрутов — для первого класса, второго, третьего и так далее. Самый трудный маршрут был, конечно, десятый. Десятиклассники уходили в поход на полтора месяца. Они проходили пешком до Башкирии, шли по рекам Уфе и Белой, взбирались на гору Яман-Тау. Домой возвращались через Пермь. По пути, заходили в Кунгурскую пещеру, осматривали Камскую гидроэлектростанцию и плыли по Камскому морю. Павлик тоже с нетерпением ждал, когда пойдет по десятому маршруту. Но нынче он ходил только по седьмому. Правда, это тоже не легкий поход. Семиклассники перевалили пешком Уральский хребет, разделивший Европу и Азию, побывали на железной горе Качканар, посетили Нижне-Тагильский металлургический комбинат. На обратном пути побывали на глухом лесном озере Чер, смотрели, как сплавляют по реке Чусовой лес… Так что вспомнить, где он нашел этот светлый камешек, Павлику было трудно.
— Постарайся, постарайся вспомнить, Павлик, — настойчиво повторил Гафитулла. — Это очень важно. Ты сам поймешь сегодня вечером, как это важно. К нам придут гости — слушай, о чем будут разговаривать… А про камень не говорите пока никому. Я сам доложу управляющему. Хорошо?
— Почему не говорить?
— Шутишь, малый? — сердито отозвался Гафитулла. — Ты знаешь, сколько денег стоит этот камень? Зачем знать о нем всем? Есть на свете и худые люди.
— А сколько он стоит?
Гафитулла досадливо поморщился, но все-таки ответил.
— Алмаз в сто, в тысячу раз дороже золота. Надо бы отобрать у вас камень, потому что вы еще дети. Но я, старый татарин, не могу этого сделать, такой я плохой. Пусть вы сами отдадите камень управляющему.
Мальчики натаскали на кухню сухих дров, растопили плиту. Скоро от нее пошел нестерпимый жар. А тетушке Савдане хоть бы что. Стоит у самой плиты — высокая, смуглая, чернокосая, посмеивается и переворачивает на сковороде лепешки. Эти удивительные, тающие во рту лепешки славились на весь прииск. Павлик любил смотреть, как стряпает тетушка Савдана.
Во дворе легонько шумели от вечернего ветра рябины и неумолчно журчал у самого крыльца ключ. Когда-то это место облюбовал охотник, построил себе дом, да так, что ключ оказался во дворе. Когда организовался прииск, охотник уехал дальше в тайгу, а дом продал Гафитулле. В отличие от других Гафитулла занял обжитое место.
Старые рябины росли по краям квадратного двора. В самом дальнем углу они раскинулись особенно широко. Там Гафитулла соорудил из досок длинный стол и скамейки. И не было на прииске человека, который не побывал бы за этим столом, не пил бы здесь чай, заваренный по-татарски — круто, дочерна. Что и говорить, славно было сидеть в вечерней прохладе, слушать, как журчат внизу речные струи на перекате, и вести неторопливую задушевную беседу.
Гафитулла считал, что мальчикам полезно слушать эти вечерние разговоры, и никогда не прогонял их спать.
Когда солнце спряталось за тучу, начали собираться гости. Первым пришел инженер Верес. Он тяжело уселся на скамью, трубкой зачерпнул из кармана табаку, прикурил и спрятался за облаком синеватого ароматного дыма. Короткий, кривоногий, с некрасивым широким лицом и торчащими во все стороны рыжими волосами, Верес производил на незнакомого человека неприятное впечатление. Но стоило узнать его поближе, это впечатление пропадало. Рассказывали, что молодость он провел в тайге, пустынях, тундре, сделал немало хороших открытий, а вот свою жизнь так и не успел устроить, жил бобылем. Зато на прииске все его уважали, а дети любили: он много знал и умел хорошо рассказывать.
Вскоре пришел молодой инженер-геолог, за ним еще несколько человек. Тетушка Савдана принесла самовар и большое блюдо с лепешками. Гафитулла сел напротив самовара.
Когда ребята подошли, беседа уже была в разгаре.
— Да, — неторопливо попыхивал трубкой Верес, — страх вспомнить… Когда у нас только-только начали добывать алмазы, меня в числе других специалистов послали на копи Южной Африки, поучиться. Честное слово, мы ездили напрасно. Только горько на душе стало. Были мы на копях, принадлежащих международному синдикату «Даймонд корпорэйшен»… Даймонд, по-ихнему, значит, алмаз. Так вот, насмотрелись мы на приисках всякого. Работают в копях негры, неграмотные, забитые, бесправные. Даже нас надсмотрщики не стеснялись — так исколотят иного негра, что тот пластом лежит и встать не может…
