— Это все? — раздраженно спросил Костов.
Вот сука этот Ицкович! Ничего себе! Оказывается, он как последний идиот дал себя заманить в проливной дождь на этот бульвар, чтобы услышать от Ицковича чушь про «поверьте мне!». Надо же так купиться…
— Нет, — мотнул головой Ицкович. — Сейчас я скажу, почему вы должны мне поверить. Моего слова вам, я вижу, мало. Я… нуждаюсь чудовищно. Средств совершенно недостаточно, я весь в долгах, снимаю угол втридорога, за экзамены — по сотне преподавателю, за каждый, учтите… По сотне баксов, само собой. За курсовую приятелю — полтонны. Я ведь в университете не появляюсь — решительно некогда… Мама — старушка в Сасове, племянницы — им каждый месяц сто баксов, а как не поддержать? На пропитание… А одеться? А молодые развлечения? Девушки… Подружке браслетик золотой подарить или жемчуга… Мне бабульки нужны что ни день.
Ицкович причитал и плакался, сгорбившись, прожевывая сосиску с булкой. Длинные мокрые курчавые волосы понуро висели вдоль щек параллельно длинному носу, маленькие близко посаженные черные глаза смотрели жалостливо. Костов решил, что сейчас же купит Витасику еще один хот-дог — это все, что он мог сделать для неимущего студента. Но бог свидетель, он никак не мог врубиться, какое все это имеет отношение к убийству Лосского.
— Вы станете меня осуждать? Не надо, не надо судить — никого не надо. И меня не надо — я хотел, чтобы все разошлись цивилизованно, а если я при этом немного заработаю, так ведь это за труды. Я бы даже сказал, за труды весьма деликатного свойства.
— Какие труды-то? — не выдержал Костов.
Витасик поглядел на него, как на недоумка, — что же ты, мент, мол, до сих пор не врубился? Тяжко вздохнул на тупость опера.
— А то не деликатного! Попробуйте-ка сунуться с таким предложением к любому мужику — хорошо, если только по морде схлопочешь! А я когда с этой идеей к Абдулову подкатил — чего угодно от него ждал! Хотя, если честно, я просчитал, что ему мой прожект ко двору придется. Самолюбив он очень, ему бабу с другим делить непривычно… Очень его заедало, что Алинка сперва на Лосского глаз положила, а потом уж ему дала… И дала-то так — не до конца. Не так, чтобы до гроба твоя с потрохами. А ему хотелось, чтобы помирала по нему девушка, чтобы пропадала по нему… Надо же было подход к нему найти, убедить, аргументы привести. Не понимаете? Вот вы считаете, что Абдулов с Лосским схлестнулись из-за Алинки. Ерунда это. Это не причина — вообще не причина и не повод для убийства. Я вам скажу… Незадолго до смерти Олежка с Аркадием вели переговоры по поводу Алинки. При моем посредничестве. Речь шла о том, чтобы урегулировать ситуацию цивилизованно к обоюдной выгоде сторон. Я пришел к боссу и говорю — мол, вижу, как вы извелись, помочь хочу, почему бы мне от вашего имени не переговорить с Олегом? Не волнуйтесь, все будет в высшей степени деликатно, и уверяю вас, что он воспримет мое обращение. Словом, через меня Абдулов предлагал Олежке отступного — сколько, не скажу ни за что… И они ДОГОВОРИЛИСЬ. Я точно знаю: Абдулов заплатил. Полностью. Сколько договаривались. Я сам получил скромные комиссионные, процент от сделки. В тот самый вечер Олег должен был — по условиям контракта, джентльменского, разумеется, — с Алинкой расстаться. Важное обстоятельство — девушка ничего не должна была знать об их договоренности… Она и не знала. Уж понятия не имею, как ей там Олежка голову дурил, как объяснял. Не зря они тогда так шумно ссорились перед лифтом… Олег, видно, слово держал. Ну подумайте, зачем при этих условиях Абдулову требовалась смерть Лосского? Она ему не требовалась — как дважды два.
Костов остолбенел. Алину Сохову два ее возлюбленных запросто купили-продали! Как обыкновенные торгаши! А она мучается, рыдает, вспоминая Лосского, считает себя сволочью и предательницей по отношению к обоим. Пришла признаться в романе с Абдуловым, чтобы вызволить этого скота из СИЗО. Подумал он и о другом: анекдот, что те самые «отступные», которые Лосский получил от Абдулова, теперь по завещанию отойдут «яблоку раздора» — безутешной Алине…
