— Порядок! В углу валяется! — завопила она так, что у Костова чуть не лопнули барабанные перепонки. — Я как балконную дверь разбила, смотрю, он спиной ко мне стоит, наклонившись, сумку собирает. Только он начал разворачиваться, я по нему пальнула — мимо… Он тоже пальнул — тоже мимо. Я больше ждать не стала — вижу, никто из нас не чемпион по стрельбе, разбежалась, подпрыгнула и пяткой ему по челюсти. Он еще стрелял, но все мимо. Он к стене отлетел и башкой о косяк шмякнулся. Я потом для верности его еще прикладом приложила…
Увидев белое лицо Костова и его превратившиеся в игольные уколы зрачки, оперша осторожно поинтересовалась:
— Что-нибудь не так, Антон Сергеич? Я группу вызвала, как вы приказали.
Едва сдержав клокотавшую ярость, Костов оставил слова напарницы без ответа и, отстранив Надежду рукой, вошел в квартиру. Первым делом он прошел в комнату, где, как и говорила Надежда, в углу валялся поверженный Штырев — высокий блондин, с которым они намеревались всего лишь поговорить о его связи с Аленой Соловей. Сейчас говорить с ним было бесполезно. Лицо его было в крови, и сам он без сознания.
— Понятых, врача, прокурора, — обернулся Костов к Надежде, продолжая колоть ее игольными зрачками. — О твоих подвигах потолкуем потом.
Расстроенная Надежда, вздохнув, пошла обзванивать соседей, а Костов осмотрел квартиру. Жилище Штырева было довольно запущенное — чувствовалось отсутствие женской руки. Вещи — телевизор, видик, музыкальный центр, мебель, одежда в платяном шкафу, куда тоже заглянул Костов, — все были не дешевые, но выглядели сиротливо, непрезентабельно, как будто попали сюда случайно и на время и не нравились хозяину. Беспорядок — кругом валяются видеокассеты (Костов почитал названия — «Матрица», «Кулак ярости», «Криминальное чтиво» и прочее), лазерные диски, какие-то журналы. Судя по всему (Костов бегло перелистал журналы), Штырева интересовали автомобили, бабы и мордобой. Да, еще оружие. Тут только Костов опомнился — хоть клиент и без чувств, а осторожность прежде всего. Он обыскал ящики стола, шкаф, на всякий случай пошарил рукой под диванными валиками — не припас ли «высокий блондин» еще где-нибудь гранатомет или на худой конец «ремингтон» на погибель всем врагам. Но результаты осмотра говорили о том, что тот «Макаров», из которого Штырев шмалял по двери и по Надежде, был его единственным оружием, во всяком случае, здесь и сейчас. Несколько успокоившись, Костов продолжил изучение обстановки. Ботинки под батареей. Неглаженые сорочки висят на спинках стульев. Пустые бутылки по углам. Всюду пепельницы с окурками — на подоконнике, на ковре, на валике дивана. Около кресла клетчатой рубашкой вверх лежала непонятно как сюда попавшая игральная карта. Костов перевернул ее — карта оказалась тузом бубей. Рядом с косяком стояла явно подготовленная к выносу спортивная сумка, внутри врассыпную лежали аудиокассеты. «Не вынесла душа Штырева без любимых записей Шуфутинского…» — растрогался Костов.
— Все сейчас придут, — раздался покаянный голос Надежды за спиной Костова.
Он хмуро кивнул на сообщение напарницы.
— Ну, Антон Сергеич! Ну, что вы сердитесь, ведь обошлось же… Сколько бы мы с ним еще мудохались… — заныла Надежда. — Я хотела как лучше. Ну, что мне еще было делать? Победителей не судят. (На этих словах Костов посмотрел на нее так, что Надежда застыла на секунду с открытым ртом, потом продолжила свое занудство.) Ну ладно, пусть не победителей, пусть судят. Но малой же кровью удалось… А то еще неизвестно, как дело бы обернулось. Ну, Антон Сергеич, но почему не врезать по челюсти? Он же с оружием в руках и явно с агрессивными намерениями…
Надежда еще долго слонялась бы по квартире, наступая на пятки Костову, и нудила бы о том, что она «хотела как лучше», но деликатным покашливанием дали о себе знать стоявшие на пороге понятые — пожилая пара, соседи.
— Проходите, пожалуйста, — пригласил их Костов, и в этот момент в квартиру с гиканьем и оглушительным топотом сапог, разметав понятых в разные стороны, ворвалась наконец-то прибывшая группа захвата.
