Можно, конечно, еще откинуться на подушку, потаращиться в потолок в надежде, что к нему вновь незаметно подкрадется сон. Только он не подкрадется — все испробовано. Самое омерзительное, что, когда у тебя бессонница, ничем нельзя заняться, кроме как думать. Думать! Именно этого он ни за что не хотел.
Он покосился вправо, где лежала Нина — та не шевелилась, дышала ровно. Он поколебался — может, разбудить ее, попросить принести лекарство, приготовить успокоительный чай? Все будет не так тоскливо в этот серый послеполуночный час. Нет, лучше не надо — меньше объяснений, меньше ахов и меньше удушающей Нининой заботы. Абдулов потянулся к тумбочке, на которой с вечера должен был остаться стакан с минералкой. Минералка была теплой — он, сморщившись, толкнул стакан на место. «Нужно выпить», — подумалось ему. Опять все то же самое — пойти в гостиную, натянув на плечи шелковый халат, достать из бара бутылку, налить, выпить… И думать. Мысли полезут в голову помимо его желания. Как ни напивайся, а до конца они не уйдут, эти мысли. Будут возвращаться, бродя по кругу, как их ни гони. Как ни старайся думать о чем-нибудь приятном — например, об Алине. Приятном… Даже мысли об Алине отныне отравлены воспоминаниями об Олеге. И не только ими.
Алина, бедненькая… Лежит сейчас на больничной койке, расплачиваясь неизвестно за что. Второй раз подряд. Все из-за него. Если бы он тогда не сделал того, что сделал, ничего бы не случилось! А что бы случилось вместо этого? «Что-то другое, — ответил самому себе Абдулов упрямо. — Что-то другое. Не такое ужасное. Все как-нибудь… рассосалось бы. Всегда рассасывалось, всегда улаживалось. И тогда уладилось бы». И все же он не верил до конца в собственные слова. Когда-нибудь все это точно кончилось бы плохо.
Абдулов замотал головой, пытаясь отогнать от себя это идиотское и ничем не обоснованное чувство вины. Он не убийца, он ни при чем. Почти ни при чем.
В последнее время у него появилась не только бессонница. Появились и кошмары, терзающие его, когда наконец удавалось заснуть. Вот и сегодня… Опять снились те двое у лифта и Олег. Темные фигуры поворачивались, уходили от него в проем балкона, и он во сне тщился их остановить, крикнуть: «Подождите! Давайте потолкуем! Это дело яйца выеденного не стоит! Я все улажу!..» Зачем? Зачем? Как все неисправимо сошлось, совпало! Но ведь это не он виноват, что все так совпало! Значит, это судьба, значит, это так року было угодно! Снилась бледная измученная Алина, прижимающая к груди бинты, — она шла на него во сне неверными шагами, глядя неподвижными сумасшедшими глазами, и он точно знал, что она хочет его обнять, но боялся ощутить в руках теплое хрупкое тело. Боялся, что оно покажется ему незнакомым, чужим и неприятным. Боялся, что Алина запачкает ему рубашку. Снилась истекающая кровью Соловей — такая, как на тех фотографиях, которые показывал мент. В черном парике, белой блузке и с провалом на горле. Но не мертвая, а еще дышащая, силящаяся что-то у него спросить. Однажды ей это удалось (Дуся прижимала руку к ране, голос шелестел, прерываясь время от времени отвратительными влажными хрипами), и Абдулов в ужасе услышал, как она прошелестела: «Где мне монтировать новости?» И, пошатываясь, отправилась по коридору в аппаратную, не обращая внимания на шарахающихся от нее коллег… С обеими он был близок. Одна мертва, другая ходит по лезвию ножа, над провалом, чудом дважды осталась в живых. Они терзали его душу больше, чем мертвый Олег.
«Ну, при чем, при чем тут я? Уж к смерти Соловей я не имею никакого отношения! Откуда я знаю, что она там затеяла! Я что, ее к этому принуждал? Склонял? Уговаривал?» — злился Абдулов. И чем больше убеждал себя, что не виноват, тем больше в глубине души укреплялся в своей догадке: не случись убийства Олега Лосского, Дуся была бы жива. Все началось тогда, возле лифта, с него, с Абдулова. Или нет, раньше. «Раньше. То, что случилось возле лифта, — пустяк, ничего не значащее событие, проходной момент. Ерунда. Это вообще НИЧТО! Только идиот способен придавать таким вещам какой-то глубокий смысл и тянуть от них цепочку фатальных событий. Тебе зачем уподобляться таким идиотам? Есть себя поедом? Незачем. — Абдулов хлебнул коньяку. — Но что такого ужасного я сделал раньше? НИЧЕГО!!! Ничего, чего бы не делали все окружающие». Господи, он, конечно же, не виноват! Не он, но кто тогда привел в действие неумолимые силы, которые вершат это кровавую круговерть? «Кто спустил с поводка кровожадных псов судьбы и кто загонит их обратно в клетку?» — пробормотал Абдулов и вдруг понял, что получилось похожее на подводки к сюжетам, которые он пачками пишет по пятницам, монтируя очередной выпуск «Вызова времени». Пошлость. «Псы судьбы», «клетка»… Пошлость. «А разве не кровожадные? Олег, Дуся, Алина… Не в этом дело, название не главное. Главное — что может остановить эту чертову смертоносную машинку?» Ему это оказалось не под силу. Абдулов хмыкнул и мотнул головой. «Да уж, понятно, не под силу! Ты не господь бог…» Очередной глоток коньяку.
