Граф де Марлимон мягко обнял непокорную падчерицу.
— Ты ставишь меня в чрезвычайно трудное положение, дорогая. Я ведь люблю тебя, как родную, и именно поэтому обязан должным образом позаботиться о твоем благополучии. Что ж, забудем о маркизе д'Артиньи, он не единственный холостяк на свете. Но, надеюсь, среди других достойных претендентов ты все-таки выберешь человека себе по сердцу.
— Ах, отец, вы — неисправимый оптимист, — с очаровательной беспечностью улыбнулась строптивица. — Пойдемте лучше проведаем лошадей. По мне эти благородные животные много привлекательнее любого жениха. Как жаль, что нельзя выйти замуж за лошадь! — засмеялась она.
В ответ и граф не смог удержаться от добродушной улыбки и, качая головой, позволил увести себя во двор замка, где помещались хорошо оборудованные и содержащиеся в образцовом порядке стойла для лошадей. Там они с Вальдой, оба страстные поклонники верховой езды, проводили значительную часть времени.
В тот вечер, забравшись в постель, Вальда вместо обычного чтения долго размышляла. Она понимала, что отчим, без сомнения, уже передал маме их нынешний разговор, и родители не на шутку обеспокоены ее легкомыслием. Девушка была уверена, что они не оставят своих честолюбивых замыслов, особенно после того головокружительного успеха, каким их дочь пользовалась нынешней зимой в Париже, и не сегодня-завтра ей все равно будет навязан брак с тем или иным претендентом. Но в любом случае союз этот будет не чем иным как хорошо обставленной торговой сделкой.
Мысли Вальды обратились к зимним балам и приемам. Молодым девушкам, впервые вступающим в большой свет — так называемым «дебютанткам», — предписывалось вести себя скромно и застенчиво, робко держась в тени старших. Послушно, словно овечки, следовали они за своими блестящими, предприимчивыми, искушенными в жизни мамашами. Те спешили выставить дочерей на своеобразную «ярмарку невест», но юные барышни оказывались на их фоне так невыразительны, что порой производили впечатление глупеньких, неуклюжих дурнушек, не умеющих и слова вымолвить.
Англичанка по рождению, очень эффектная внешне и обладающая при этом яркой индивидуальностью, Вальда выгодно выделялась на их фоне и потому не могла остаться незамеченной.
Правда, успехом она пользовалась главным образом среди женатых или пожилых мужчин, ибо молодые холостяки имели обыкновение держаться в свите какой-нибудь блестящей замужней дамы или сознательно избегали уделять внимание дебютантке, опасаясь ответственности.
Тем не менее успех Вальды был несомненным. Не раз она слышала, как признанные светские львицы, испытывая, вероятно, нечто вроде ревности, отпускали в ее адрес изысканные колкости либо намекали ее матери, что девушку пора выдавать замуж.
— Я своих дочерей старалась сбывать с рук как можно раньше, едва только они покидали классную, — говорила графине де Марлимон одна пожилая, величественная дама. — Чем меньше они знают о жизни к моменту рождения первенца, тем лучше.
Вальда не расслышала, что ответила мать, но про себя решила, что не собирается, только расставшись с детством, обзаводиться первенцем.
— Я хочу повидать мир, — твердо сказала она самой себе.
Сейчас, лежа в темноте уютной, изящно убранной спальни, девушка подумала, что всегда стремилась поскорее повзрослеть. Ей всегда казалось, что тогда перед ней распахнутся двери свободы, откроются новые, широкие горизонты.
Как она ошибалась!
Если позволить отчиму действовать по его усмотрению, то вскоре она окажется женой человека, который станет приятно развлекаться, транжиря ее деньги, а ей самой останется лишь сидеть дома да производить на свет детей!
От этой мысли в душе Вальды всколыхнулась волна протеста. Сколько удивительных стран она мечтала изъездить, какие диковинки повидать! Неужели от этих планов придется отказаться? Разве что путешествовать под присмотром супруга, бледной тенью следуя за ним туда, куда он сочтет нужным. Она будет смертельно тяготиться его обществом, а он — скучать в обществе жены.
Вальда вспомнила элегантных утонченных красавиц, блиставших на парижских балах. Не только красота, но и острый, живой ум делали их столь обворожительными. Их речь сверкала и переливалась, подобно тем дорогим бриллиантовым ожерельям, что обвивали их лебединые шеи. Перед их обаянием было трудно устоять, и Вальда понимала, почему молодые люди находили их куда более пленительными, чем анемичных «девушек на выданье» в простеньких белых платьях под присмотром матерей — барышень, безмолвных от робости и нестерпимо скучных.
