Как убивали СССР. Кто стал миллиардером - страница 75
Несмотря на отмену весной 1993 года Конституционным Судом противозаконных Указов Ельцина «Об ускоренной приватизации муниципальной собственности в г. Москве», «О дополнительных органах исполнительной власти в г. Москве» и постановления «Об административно-территориальном делении в г. Москве», Лужков заявил, что Указы отменять уже поздно («ВК», 13.03.93). Действительно, бюджет, собственность, процесс приватизации, нормы о порядке торговли, о штрафах, о лицензировании и прочее он уже давно держал у себя. А депутатам была навязана роль бессильных нормотворцев и объектов для публичного шельмования всеми СМИ.
Вернемся на год назад, в 1992-й, когда режим обозначил себя не только живодерским освобождением цен и началом воровской приватизации, но и кровопролитием.
Кровопролитие в Москве было намечено московской администрацией на 9 февраля 1992 года. В этот день должен был состояться, вопреки запрету Лужкова, митинг коммунистической оппозиции. Люди не привыкли еще уступать угрозам власти и не верили, что родная милиция может устроить побоище. Все-таки к насилию никто не призывал и вооруженных отрядов не формировал. Мало ли что там мерещится Попову и Лужкову!
А номенклатура активно готовила провокацию. По Москве массовым тиражом ходила «демократическая» листовка, оповещавшая, что «красно-коричневые» намереваются «взять в осаду Белый Дом, чтобы свергнуть Б. Н. Ельцина и установить гэкачепистские порядки». Демократическая Москва должна была показать, что она жива! И тут Лужков отдал распоряжение ГУВД применять силу («НГ», 07.04.92).
Но на первый раз акция сорвалась. Ответственный за мероприятие замначальника ГУВД не увидел повода для применения силы. За это ему было вынесено жесткое взыскание, потом последовала длительная опала. Нужны были другие люди. И они появились.
23 февраля 1992 года распоряжение о применении силы было выполнено, и милиционеров наградили значительными денежными премиями. В этот день Попов с Лужковым и наемным демократом Мурашевым впервые устроили москвичам кровавую баню. Москва впервые увидела лица, омытые кровью. Несколько сот человек получили незабываемые ощущения от ударов милицейской дубинкой по голове. В карательной операции были задействованы 12 тыс. работников милиции и ОМОНа, да еще наготове стояли 4 тыс. солдат дивизии Дзержинского. В кабинете Лужкова действовал «антимитинговый штаб» («НГ», 27.02.92). Картина избиения граждан ОМОНом оказалась настолько ужасной, что прямо на демонстрации скончался пожилой генерал-ветеран.
Вот какую мотивировку действиям московского ОМОНа дал сам мэр Попов («Куранты», 23.02.92): «Цель 23 февраля у этих сил была одна: устроить потасовку, мордобой. Если бы им разрешили так называемый мирный митинг на Манежной площади, они наверняка бы пошли на штурм Красной, а затем Кремля. Антизаконные действия красно-коричневых были пресечены законным образом…». Здесь уместно вспомнить откровения близкого друга Г. Попова, отслужившего на всех мыслимых и немыслимых постах в номенклатуре КПСС, – А. Яковлева. Он вспоминал как-то, что Горбачев ввел в Москву войска в марте 1991 года и преградил путь демонстрантам только потому, что к нему пришла информация о готовящемся штурме Кремля и заготовке крючьев, с помощью которых штурмующие будут преодолевать кремлевскую стену. Именно такую же нелепость втолковывал Попов журналистам, готовым поймать на лету любую его глупость.
Ну а команда Лужкова вообще вела себя нагло и развязно. Лужков со своим министром пропаганды Павлом Гусевым были приглашены на депутатскую комиссию ВС по расследованию кровавого инцидента. Оба держались вызывающе. Лужков заявил, что никакого желания извиняться перед ветеранами Вооруженных сил за оскверненный праздник у него нет. Гусев оценил действия милиции, не пропускавшей москвичей к могиле Неизвестного Солдата, как совершенно правильные. Единственное, о чем сожалел Лужков, – что не были арестованы организаторы запрещенного мэрией шествия («НГ», 07.04.92).
