Итак, необходимо формирование в России устойчивого институционального каркаса для демократии, что в моем представлении означало бы создание парламентской республики, а также возвращение к федерализму и самоуправлению в совокупности с верховенством права.
Парадоксальным образом вопрос о достижимости или недостижимости этих долгосрочных политических целей зависит от способности переходного правительства обеспечить кредит доверия со стороны большинства в краткосрочной перспективе. Без него не удастся проводить эффективную, но в некоторых аспектах непопулярную политику, направленную на подавление сопротивления старых кланов и формирование базы для новой государственности.
Если переходное правительство сможет проводить жесткий «новый курс», то достижение долгосрочных целей удастся рассматривать как реальную перспективу. Если оно этого делать не сможет и скатится к популизму, то есть исполнению сиюминутных пожеланий масс, то о перспективе можно будет забыть. Доверие людей должно быть длящимся, растянутым во времени. Получить поддержку большинства на короткий период не так сложно. Люди устают от диктаторских режимов, и при определенных обстоятельствах бывает достаточно спички, чтобы их пассивная нелюбовь воспламенилась и переросла в активную ненависть. Но такие вспышки быстро проходят, и масса бросает своих новых вождей. В этом слабость «майданов»: они легко взрываются, но силы их взрыва оказывается недостаточно, чтобы довести дело до конца. Чтобы получить длящуюся поддержку, нужны другие, системные решения, а не просто использование накопившегося раздражения как социального динамита.
В связи с этими соображениями сегодня можно наконец поставить точный диагноз 1990-м, которые неожиданно снова стали предметом оживленных дискуссий в наши дни. Попытка осуществить тогда последовательные реформы, на мой взгляд, провалилась именно потому, что реформаторы пренебрегли необходимостью заручиться устойчивой поддержкой общества. Они наивно полагали, что могут проводить преобразования, игнорируя мнение большинства, в лучшем случае при соблюдении им нейтралитета, в худшем — преодолевая его сопротивление. Это был курс, идеологически ориентированный на небольшую часть общества, разделявшую радикальные «западнические» взгляды. Экономическими выгодоприобретателями реформ тоже стала весьма разношерстная, но очень малочисленная группа. Основная же масса населения не только существенно пострадала экономически от преобразований, но и осталась чужда проповедуемым реформаторами ценностям. Естественным результатом такого положения вещей стало отчуждение общества от власти и ее курса. Впоследствии эта отчужденность выразилась в массовой поддержке контрреволюционного в своей основе, реакционного политического курса Путина. Если мы не хотим повторения этой истории в будущем, мы не должны повторять ошибок 1990-х.
Перед переходным правительством будет стоять крайне сложная задача — решить копившиеся многие десятилетия проблемы в условиях глубокого экономического кризиса и разобщенного социума, балансирующего на грани гражданского противостояния. Как же обеспечить поддержку со стороны общества действиям такого правительства?
Если оставить в стороне меры «быстрого действия» вроде консолидации на основе общей нелюбви к старому режиму (как показывает опыт, она никогда не бывает долгосрочной), то остается только проведение в жизнь «левого курса», удовлетворяющего базовые экономические потребности большинства населения. Большинство должно почувствовать, что действия правительства стратегически отвечают его долгосрочным экономическим интересам: только тогда оно будет готово сопроводить это правительство политически в его непростом путешествии через зону транзита. Иными словами, существует довольно простое, но почему-то не принимаемое многими в расчет ограничение для любых глубоких преобразований в России: они должны проводиться одновременно с реализацией «левого курса». Когда я пишу о «левом курсе», я имею в виду прежде всего его ориентированность на массовые социальные и экономические запросы — в противоположность «правому курсу», ориентированному на запросы меньшинств. Если бы реформаторы 1990-х не разошлись с массами в вопросах социальной политики, то, возможно, нам не пришлось бы сегодня решать проблему путинизма. Если те, кто ставит перед собой цель политической борьбы с режимом, вновь не сойдутся с большинством в вопросах социальной и экономической политики, их политические цели никогда не будут достигнуты.
