С одной стороны, возникли сомнения в том, что ориентация исключительно на мирные методы борьбы действительно является универсальным и эффективным подходом к любой революционной ситуации. С другой стороны, появились опасения, что призыв к немирному протесту приведет к общей дискредитации протеста в глазах населения и мирового сообщества, что, в свою очередь, неминуемо приведет к поражению. Так возникло противопоставление мирного и немирного протеста, которое, на мой взгляд, является совершенно ложной дилеммой.
Может ли быть ненасильственным протест в недемократическом государстве в принципе? В условиях деспотии не существует легальных рамок для протеста, на то она и деспотия. Любой гражданин, реально протестующий против диктаторского режима (а не изображающий протестующего по согласованию с властями), оказывается вне закона. Если митинги, шествия, демонстрации, пикеты и другие формы публичной политической активности находятся под запретом, то любой выход на улицу с самыми мирными намерениями может обернуться насилием, потому что приводит к провокации насилия со стороны власти, а значит, и к сопротивлению, хотя бы в пассивной форме (когда, например, избиваемый полицией человек закрывает голову от ударов).
Формы протеста, которые мы по инерции продолжаем называть мирной и немирной, в условиях диктатуры качественно ничем друг от друга не отличаются. Любые виды публичного протеста против узурпации власти являются потенциально немирными, но могут существенно различаться степенью проявления своей насильственной сущности — от почти нулевой до ярко выраженной.
В одних случаях уровень психологически допустимого для участников насилия может быть очень низким, в других — достаточно высоким, но во всех случаях этот порог не равен нулю. Иначе люди в принципе не принимали бы участия в протестных акциях. Если у нас есть диктатура с одной стороны и реальный протест против нее с другой, то мы в любом случае допускаем возможность насильственного столкновения, призывая людей не подчиняться установленным диктатурой законам.
Я считаю, вопрос о мирном или немирном протесте затемняет другой, гораздо более существенный вопрос и уводит дискуссию в сторону. Это вопрос о том, считаем ли мы легитимным революционное насилие в принципе. Только ответив на него, мы можем переходить к следующему вопросу — о желательном или нежелательном формате указанного насилия. На мой взгляд, ответ однозначен — да, революционное насилие легитимно.
Если как следует проанализировать позицию сторонников «исключительно мирного» протеста, то очень скоро выяснится, что за фасадом красивых и миролюбивых слов зачастую скрывается попытка защитить тезис о нелегитимности революционного насилия в принципе. Это опасное заблуждение: если рассматривать мирный протест как принципиальный отказ от любого революционного насилия (а именно так многие люди его по наивности и рассматривают), то такая позиция наверняка найдет понимание у любого диктатора, но сделает борьбу с диктатурой совершенно невозможной.
Ни одна диктатура в истории человечества не ушла без открытого или скрытого силового давления — только потому, что устала. Если не насилие, то угроза его применения всегда имели решающее значение для победы революции. Другое дело, что угроза применения насилия всегда и практически во всех отношениях действует лучше, чем его открытое применение.
Дело здесь не только в гуманизме. Если революция начинается с насилия, то им же она и заканчивается. А если революция заканчивается насилием, то она на этом никогда не останавливается. Насильственная революция делает практически неизбежной послереволюционную диктатуру с целью подавления контрреволюции. Это надо учитывать всем, кто, в отличие от сторонников исключительно мирного протеста, напротив, выступает за быстрый переход к насильственным методам борьбы.
Тем не менее, как показал опыт Беларуси (а российский опыт обещает быть еще более впечатляющим), если режим готов стрелять, то демонстративный и заблаговременный отказ оппозиции от насилия как инструмента захвата власти контрпродуктивен. Сужение стратегии протеста до рамок оказания психологического давления на власть, если только это давление не подкреплено угрозой прямого иностранного вмешательства, не может привести к крушению готового на все режима — даже если протест имеет массовую поддержку в обществе. Именно поэтому концепция мирного протеста как полного и абсолютного отказа от революционного насилия является не чем иным, как догмой. Отрицая насилие в принципе, мы отрицаем революцию.
