— Море! — крикнула Вета и не услышала себя, полный рот у нее оказался сладкого ветра. Но все равно она кричала и кричала, и прыгала, и бегала вдоль полосы прибоя. Хлопали полы ее пальто, ноги давно промокли, но она не ушла, пока не замерзла так, что не чувствовала уже ни рук, ни ног и зуб не попадал на зуб…
Они поселились в доме мадам Баргайс, полной, приветливой, но сдержанной женщины. У нее было четверо детей: маленькая, пухлая, курносая и веселая Майка, Иркина ровесница, и трое мальчиков, двое старше и один чуть моложе Веты. Мальчики были аккуратные, деловые и молчаливые. Время от времени они садились на свои велосипеды и исчезали на пару дней, а потом появлялись такие же невозмутимые и чистенькие и привозили от рыбаков из деревни себе и Логачевым домашнего копчения рыбу — плоскую золотистую и хрустящую камбалу в плетеных корзинках и упоительно нежных угрей толщиной в руку, которых ели, разодрав тонкую и упругую, истекающую жиром кожицу, столовыми ложками. Но более тесного общения не завязывалось у Веты с мальчиками, да она и не заботилась об этом.
Из этого лета больше всего запомнила Вета праздник Ивана Купалы двадцать четвертого июня на вершине белых ночей.
Был ясный безветренный тихий вечер. Чайки бродили по песку и неслышно соскальзывали в тихую, словно зеркало, воду, розовую, голубую и черную в неярком калении заката. Потом алое солнце село, и сразу в мире исчез красный цвет, и небо долго еще и сухо держалось прозрачно-желтым над холодной и неподвижной водой.
Вета бродила босиком по самой кромке воды в коротком и легком голубом платье, выискивая в белом мутном свете, излучаемом словно бы самим морем, темные капельки янтаря в мокром песке и наблюдая краем глаза, как по всему побережью собирались люди. Они бродили вдоль моря и толпились, далеко видные на белом песке, бледно мелькали повсюду до самого края частые блестки факелов, и вдруг где-то недалеко чадно запылала поднятая на столбе смоляная бочка. И от рыжего ее буйного пылания сразу словно сгустилась мгла и стремительно наступила ночь.
Вокруг смеялись, пели, танцевали, таинственно и неразборчиво лилась незнакомая речь, стеклисто блестело море.
Вдоль всего берега, сколько хватало глаз, еще и еще вспыхивало дымное пламя бочек, зажигались костры, освещая лица девушек, украшенных томительно пахнущим жасмином, и смеющихся парней. Некоторые из них, Иваны, увенчаны были тяжелыми и пышными дубовыми венками. Все громче звучали песни, девичий визг и смех, мелькали в красном свете костров хороводы, парни прыгали через огонь, фонтанами взвивались искры, цепочками бродила молодежь, задевая друг друга.
Вете тоже кто-то загородил дорогу. С ней заговорили, но она не понимала ни слова. Мелькнули лица Мариса и Айниса, старших сыновей хозяев, и вдруг больно кто-то и обидно стегнул ее по голым ногам ивовым прутом. Вета взвизгнула даже от неожиданной обжигающей боли.
— Вы что? — отчаянно крикнула она, чувствуя, как навернулись на глаза слезы. — Что я вам сделала?
Но парни, уже смеясь, обтекли ее, и только белокурый вихрастый Айнис задержался и прихватил ее за руку.
— Что ты, дурочка! — сказал он с непривычным твердым акцентом. — Это такой обычай. Значит, ты им понравилась, так полагается.
— Странные у вас обычаи, — сердито сказала Вета, — знаешь, как больно! Даже рубец остался.
— Ничего, до свадьбы пройдет, — улыбнулся ей Айнис и все глядел ей прямо в глаза. Потом он размахнулся, и тоже свистнул в его руке гибкий прутик, но где-то в последнюю минуту он сдержал сильно загоревшую руку и не ударил, а словно погладил ее медленно и щекотно по ногам.
От света костров вспыхивали и гасли его упрямое мальчишеское лицо и крепкая шея в остром вырезе светящейся белой рубашки. Потом он повернулся и побежал, высоко вскидывая пятки и сильно работая согнутыми в локтях руками.
Вета долго смотрела ему вслед, подобрала на холодном сыром песке оброненную кем-то веточку жасмина, приблизила ее к лицу, ощутив вдруг до глубины сладкий запах чужого праздника, и побрела домой. Черные длинные дымы смолистых костров тянулись, стелились над морем, холодный песок набился в туфли. Она отворила калитку и скользнула во двор.
