Лили выпустила отцовскую ногу и высвободилась из-под его руки. Она нахмурилась, затопала ножками и с вызовом засунула ладони под мышки. Он попытался ответить ей строгим взглядом, но не устоял и был вынужден положить коробку в тележку. «Мы же не боимся маму, правда?» – спросил он.
«Ага, – ответила Лили, – не боимся!»
Отец и дочь нашли все, что было в списке покупок, и отправились домой. Мама немного рассердилась из-за красной коробки, но лишь для вида, и маленькая семья жила долго и счастливо.
Будьте внимательны
В какой истории вы бы хотели оказаться? Конечно, во второй; первая – настоящий кошмар. Но из какой получился бы более интересный фильм или история? Ответ довольно очевиден. Первая история затягивает и увлекает, поскольку неизвестно, что произошло дальше. Девочку забрал мужчина в темных очках или она просто спряталась за стеллажами и изо всех сил старается не засмеяться?
Между тем, что мы бы хотели видеть в реальной жизни (мирное совершение запланированных покупок) и на экране или страницах книги (неожиданная катастрофа), простирается настоящая пропасть. Полагаю, что ответ на эволюционную загадку находится именно в ней.
Фантазии зачастую рассматривают как способ убежать от реальности. Когда я спрашиваю своих студентов, почему им нравятся истории, никто не произносит очевидное «Потому что это интересно»; они понимают, что такой ответ слишком поверхностен. Конечно, это интересно, но почему?
Студенты начинают искать глубинные причины: вымысел интересен, потому что он позволяет нам избежать реальных проблем. Жизнь трудна, а мир воображения легок и приятен. Когда мы пересматриваем сериал «Сайнфелд» или читаем Джона Гришэма, это позволяет ненадолго забыть о преследующих нас трудностях; в выдуманном мире легко спрятаться.
Тем не менее теория бегства от реальности плохо сочетается с глубинными закономерностями искусства повествования. Если от проблем действительно можно сбежать, большинство наших историй касалось бы исключительно приятных вещей; все бы шло хорошо и никто бы не страдал. Обычный сюжет выглядел бы примерно так (все писалось бы от редкого сейчас второго лица, чтобы читателю было легче ассоциировать себя с главным героем):
Вы играете в New York Yankees. Вы – величайший бейсболист мира и практически каждый сезон бьете собственные рекорды. Вы питаетесь в основном жареным мороженым, причем едите его с гладких животов моделей, расположившихся вокруг вашего роскошного холостяцкого шезлонга. Несмотря на огромное количество потребляемых калорий, вы остаетесь в идеальной форме. После того как вы отойдете от дел, вы станете неформальным президентом США, и, наконец установив на земле абсолютный мир, вы удостоитесь прижизненного высечения своего портрета на горе Рашмор[76].
Конечно, я преувеличиваю, но основная идея понятна: если фантазии являются бегством от реальности, то это довольно странный способ бегства. Выдуманные миры – это вовсе не мирные убежища: временно освобождая нас от проблем, они заманивают нас в собственные ловушки, заставляя переживать все новые стрессовые эпизоды.
Этот парадокс был впервые упомянут в «Поэтике» Аристотеля. Выдумка привлекает нас, поскольку дарит нам удовольствие, но, по сути, прибавляет к нему множество неприятностей: смерть, безысходность и тревогу. Знаете, какие книги лучше всего продаются? О жестоких расправах, убийствах и изнасилованиях. То же самое происходит и на телевидении, и в классической литературе: Эдип выкалывает себе глаза, Медея перерезает горло собственным детям, а сцена шекспировского театра завалена окровавленными трупами. Все это довольно тяжко.
В основе менее трагических историй лежит не меньше проблем, и читатель находится в постоянном напряжении: смогут ли Ллойд и Гарри из «Тупого и еще тупее» завоевать сердца своих возлюбленных? Будут ли вместе Сэм и Диана из «Веселой компании» или Джим и Пэм из «Офиса»? Выберет ли Белла оборотня или вампира? Охмурит ли «серая мышка» библиотекарша из нового любовного романа издательства Harlequin сексуального рейнджера? Проще говоря, в любом жанре история не получится, пока в сюжете не появится какая-нибудь изюминка.
