Беатрис заставила себя оторвать взгляд. Ей внезапно показалось, что в лесу стало жарко. Она приказала себе сосредоточить внимание на том, как Грей шнурует ее сапожок укороченным шнурком.
– Это не поможет. Оставшегося куска шнурка недостаточно, – сказала она.
– Знаю.
Он стащил галстук с шеи, что опять привлекло внимание Беатрис к обнаженной части мужского тела, и великолепного тела! Грей тем временем надел сапожок ей на ногу и начал плотно обвязывать галстук – нет, не слишком плотно – вокруг ее лодыжки, начиная с самого низа у ее ступни и поднимаясь вверх, до кожаного отворота, где он и завязал галстук узлом.
Боже праведный! Беатрис подняла глаза с сапожка на лицо Грея и покраснела, когда поняла, что он за ней наблюдает.
– Увидели что-то, что вам понравилось? – спросил Грей тихим хрипловатым голосом.
И, как обычно, когда ее застигали врасплох, она выпалила первое, что пришло в голову:
– А вы?
Она хотела, чтобы ее ответ прозвучал холодно и саркастически, но вместо этого он прозвучал как приглашение и тоже хрипловато. Даже она сама поняла, что этот вопрос, произнесенный грудным голосом, звучит как приглашение.
И Грей тоже это понял, услышал приглашение в ее голосе. Его глаза потемнели, потом опустились на ее губы.
– Да. Совершенно точно да.
Дьявольщина! Ей не следовало говорить ничего подобного. Что он о ней подумает? Что он…
Все мысли вылетели у нее из головы, когда Грей склонился вперед и прижал свои губы к ее губам.
Господи, спаси! Он же ее целует! Этот несносный герцог Грейкурт собственной персоной целует ее! И это не похоже ни на что, что она когда-либо испытывала, что она ожидала. Поцелуй оказался легким, осторожным, будто Грей ждал, что она его оттолкнет.
Но Беатрис не могла его оттолкнуть. Боже, что это были за ощущения! Его рот накрыл ее собственный, пробовал на вкус, проверял, будто хотел определить мягкость ее губ. Ощущения были головокружительными и не похожими ни на какие другие.
И кто мог знать, что поцелуй, которого на самом деле хочешь, может оказаться таким… дурманящим? Что от запаха одеколона с древесно-пряным ароматом ее сердце будет трепетать в груди? Его рука взяла ее за шею сзади, чтобы она не двигалась и не дергалась, и это не только не испугало Беатрис, но вызвало прилив желания, которое прокатилось по всему ее телу. Кто мог предположить, что ей захочется большего?
Беатрис пребывала в состоянии полутранса, собачьи поводки выскользнули у нее из пальцев, и рука оказалась свободной, чтобы опустить ее Грею на плечо, при этом она случайно сбила шляпу у него с головы. Казалось, он этого не заметил. Мужчина издал глубокий стон и немного потянул ее на себя, ее нога соскользнула с его колена. Затем его губы стали открывать ее собственные, а его язык проскользнул к ней в рот.
Это соединение губ, ртов и языков было потрясающим – незнакомым, немного необычным, но, тем не менее, вызывало наслаждение. Ее рука соскользнула ему на грудь, и Беатрис почувствовала под тканью рубашки, как бьется его сердце. Это сердцебиение под ее пальцами придало ей смелости, она поиграла своим языком с языком Грея и почувствовала жар, который разливался по ее телу. Этот большой пожар в ней зажег Грей!
Значит, вот что это такое. Вот какие ощущения испытывает женщина, когда ее целуют по-настоящему.
Внезапно Беатрис почувствовала, как что-то тянет ее за руку. Вначале она подумала, что это Грей, но потом ощутила другое движение – кто-то обнюхивал ей руку, и она наконец поняла, что происходит.
Собаки. Они ревновали, или заскучали, или хотели внимания.
Что бы там ни было, эти восхитительные минуты закончились. А судя по тому, как герцог от нее оторвался, бормоча проклятия себе под нос, закончились они навсегда.
Он встал, сделал шаг назад, провел пальцами по волосам.
– Простите меня, мисс Вулф. Это было очень невежливо с моей стороны. Обещаю, что этого больше никогда не повторится.
Он грозно возвышался над ней, и Беатрис смутилась. Он снова назвал ее “мисс Вулф” и вел себя так, будто поцелуй был ошибкой. Но по ощущениям он совсем не был ошибкой! Может, если бы она думала о нем как о прелюдии к чему-то другому, Беатрис поняла бы, что это было неразумно, но она думала об этом поцелуе как о восхитительном эксперименте, который доставил ей радость. И она не возражала бы против повторения.
