Однако это случилось гораздо раньше, чем она предполагала и надеялась. Ей стало страшно. Что будет с ней в самом скором будущем? Святые угодники, защитите, оградите ее от того, что должно произойти!
За что ей такое наказание? Мучительный вопрос! Но разве она не знала, что так и должно быть. Гэвин был графом, вождем клана. Он имел обязанности как перед своим королем, так и перед своими подданными. Перед Шотландией. Что тут говорить? Все это перевешивало любовь какой-то бездомной вдовы умершего английского графа.
Как бы сильно она его ни любила, ее любовь не могла заставить его настолько забыться.
— Фиона!
«Боже! Только не сейчас». Ей не хотелось его видеть. Надо было бежать, и она побежала, ничего не видя, куда-то наверх, стремясь попасть как можно скорее в свою спальню, чтобы закрыться и побыть там в одиночестве.
Однако Гэвин догнал ее и, схватив за руку, удержал на месте. Если раньше прикосновение его пальцев, таких ласковых и все умеющих, доставляло ей огромное наслаждение, то сейчас они словно жгли ее. Ей хотелось сбросить их с себя, отдернуть свою руку, как отдергиваешь ее, когда обжигаешься.
— Ты слышала наш разговор?
— Да, слышала. — Фиона стиснула руки в кулаки и отвернулась. — Ты решил опять жениться. А в жены выбрал себе Эйлин Синклер.
Фиона запнулась, затем, набрав полную грудь воздуха, чтобы немного успокоиться, тяжело вздохнула.
— Желаю вам обоим счастья.
От боли и страдания у нее перехватило дыхание. Слезы подступили к горлу, навернулись на глаза. Чтобы не разрыдаться, она прижала к глазам стиснутые кулаки. Фиона уже ничего не понимала, ей хотелось только одного: укрыться в каком-нибудь темном уединенном месте, чтобы там выплакаться. К ее удивлению, она не расплакалась. Напротив, ее отчаяние вдруг превратилось в твердую, непонятно откуда взявшуюся уверенность. Она взяла себя в руки и, обернувшись, смело взглянула Гэвину в лицо.
Вид у него был виноватый и понурый. Он выглядел таким жалким, что слезы опять подкатили к ее горлу. Для нее он был тем единственным мужчиной, которому присущи все те качества, которыми, по ее мнению, должен обладать настоящий мужчина. Добрый и веселый, сильный и любящий, умный и терпеливый. Именно с таким мужчиной ей хотелось бы быть все время вместе: днем — в трудах и хлопотах, ночью — в одной постели. Фиона хотела, чтобы он всегда принадлежал только ей одной.
И вот, оказывается, он женится на другой женщине. Она не знала, что ей делать. Почему все так вдруг осложнилось? По какому праву политика вмешалась в их личную жизнь?
Фиона так разволновалась, что не могла вымолвить ни слова. Обхватив себя руками, она с искаженным от внутренних переживаний лицом качалась из стороны в сторону. Раньше, когда ей приходилось встречаться с трудностями, она никогда не пасовала перед ними, а, наоборот, всегда шла навстречу, преодолевала их или находила решение, устранявшее препятствия.
Но сейчас положение казалось настолько безнадежным и безысходным, что у нее опустились руки. Ее душа и рассудок изнемогали от страдания, боль овладела всем существом. Кусая губы, она задавала себе один и тот же вопрос: почему случившееся так ее поразило? Пожалуй, не стоило ей так высоко воспарять в своих мечтах; ибо падение вниз оказалось слишком внезапным. Пришло отрезвление, безжалостное и болезненное.
— Это всего лишь политический союз, — оправдывался Гэвин. — Он ничего не значит.
— О, какие горькие слова. Думаю, твоей невесте будет очень приятно услышать такое, то-то бедняжка обрадуется. — Фионе невольно стало жаль невесту Гэвина. — Послушай, Гэвин, как можно быть таким жестоким? Эта честная и наивная девушка заслуживает лучшей участи, чем та, которую ты ей уготовил.
— Она не может иметь то, что я не могу дать ей. Мой брак ничего не меняет в наших с тобой отношениях. Ты мне не безразлична, Фиона.
Но теперь это было не важно. Несправедливость происшедшего терзала и мучила Фиону. Быть такой глупой? Надеяться на какое-то будущее? На что-то долговременное в жизни? Длительные отношения между ней и Гэвином — разве это не смешно?! Вот к чему привела ее любовь к нему! Как же она ошиблась, и вот теперь пришла пора расплаты за эту глупую ошибку.