— И что ты собираешься с ним делать?
Кристина посмотрела ему в глаза.
— На следующей неделе я собираюсь выйти за него замуж и улететь в Сиэтл.
— И каждые три года ты будешь возвращаться сюда на шесть летних недель, потому что летом люди меньше болеют.
— Совершенно верно.
— И это нормально?
— Да.
— Не слышу уверенности в голосе.
— Только давай обойдемся без психоанализа, — резко бросила Кристина. Я этим сыта по горло.
— Официант! — позвал Беддоуз. — Принесите мне, пожалуйста, виски, — он перешел на английский, вдруг забыв, где находится. — А ты, ради Бога, выпей со мной.
— Еще чашку чая, — попросила Кристина.
— Да, мадам, — кивнул официант и отошел.
— Ты ответишь на мои вопросы? — спросил Беддоуз.
— Да.
— Я имею право на прямые вопросы?
— Да.
Беддоуз глубоко вдохнул, посмотрел в окно. Мимо проходил мужчина в пальто с поднятым воротником. Он читал газету и качал головой.
— Ладно, так что ты в нем нашла?
— Что я могу тебе на это ответить. Он — мягкий, добрый, приносящий много добра человек. Ты в этом убедился сам.
— Что еще?
— И он меня любит, — тихо добавила она. За все время их знакомства Беддоуз не слышал от нее этого слова. — Он меня любит, — бесцветным голосом повторила Кристина.
— Я это видел. Бесстыдно.
— Бесстыдно.
— Теперь позволь задать еще один вопрос. Ты хотела бы встать из-за этого стола и уйти со мной?
Кристина отодвинула чашку с блюдцем, задумчиво перевернула чашку.
— Да.
— Но не встанешь.
— Нет.
— Почему нет?
— Давай поговорим о чем-нибудь еще? — предложила Кристина. — Куда ты полетишь в следующий раз? В Кению? Бонн? Токио?
— Почему нет?
— Потому что я устала от таких, как ты, — отчеканила Кристина. — Я устала от корреспондентов, пилотов, перспективных чиновников. Я устала от всех этих талантливых молодых людей, которые все время куда-то улетают, чтобы сообщить всему миру о революции, заключить перемирие или умереть на войне. Я устала от аэропортов, устала провожать людей. Устала от того, что мне не разрешено плакать до взлета самолета. Устала от необходимости всегда и всюду приходить вовремя. Устала отвечать на телефонные звонки. Устала от избалованной, всезнающей международной тусовки. Устала обедать с людьми, которых кого-то любила, а теперь должна вежливо болтать с их греками. Устала от того, что меня передают из рук в руки. Устала любить людей больше, чем они любят меня. Я ответила на твой вопрос?
— Более-менее, — Беддоуз удивлялся, что сидящие за другими столиками не обращали на них ни малейшего внимания.
— Когда ты улетел в Египет, я приняла решение, — ровным голосом продолжила Кристина. — Я постояла у сетчатого забора, глядя как заправляют горючим эти громадные самолеты, вытерла слезы и решила. В следующий раз улечу я и кто-то другой будет стоять с разбитым сердцем.
— И ты его нашла.
— Я его нашла, — подтвердила Кристина. — И я не собираюсь разбивать ему сердце.
Беддоуз взял ее руки в свои. Она не отреагировала.
— Крис… — она смотрела в окно. Миленькая, юная, спокойная. Ему вдруг вспомнилась их первая встреча, вспомнились другие красивые девушки, которых он знал, вспомнилось, как она выглядела рядом с ним в постели номера маленького отеля всего лишь три месяца тому назад, под лучами утреннего осеннего солнца, вливающими в окно, из которого открывался прекрасный вид на отроги Альп и далекое море. Держа в своих руках такие знакомые девичьи пальчики, он думал о том, что все переменится, если ему удастся заставить ее повернуть голову. — Крис…
Но она не повернула головы.
— Напиши мне в Сиэтл, — сказала она, глядя в окно, на котором оседали капельки влаги, в котором отражались люстры кафе и уличные фонари.
Беддоуз отпустил ее руки. Кристина их не убрала. Они остались на столе, ногти чуть поблескивали бледным лаком. Беддоуз встал.
— Я лучше пойду, — слова давались ему с трудом, голос отдавался внутри головы. Господи, думал он, я старею, скоро я буду плакать в ресторанах. — Я не хочу ждать чек. Скажи своему приятелю, что я не смогу пообедать с вами и извиняюсь за то, что оставил на него чек.
— Это ерунда, — бесстрастно ответила Кристина. — Он с удовольствием заплатит.
