— Я знал одного парня, который стал врачом. Его все любили, и он жил неплохо. Великим врачом он, возможно, и не был, но во всяком случае — очень хорошим.
— Вроде тебя?
— Ты таким образом мягко намекаешь, что я особо не блещу?
— Ты прекрасно знаешь, что не в этом дело.
— А ты знаешь, в чем?
— Я этого не говорила.
— Ага! — рассмеялся он.
— Продолжай. За целый вечер мы впервые говорим серьезно.
— Мне не понравился комментарий по поводу «блестящего» врача.
— Но он же был очень хорошим врачом.
— Да. Предан своей профессии, но и не чурался веселого времяпрепровождения.
— Не женат.
— Верно.
— Без детей.
— Без. И без причин, вынуждавших его жениться.
— Ну что ж, сдаюсь. Но какое это имеет отношение к твоему возвращению в Роунок?
— Этот врач заболел и через год умер. — Стен глубоко вздохнул, вспоминая, как за этот год разбежались друзья Чака. — На его похоронах было всего три человека. Мы с ним были одних лет, и после него никого не осталось. Понимаешь, словно бы он вовсе и не жил на свете.
Наступило молчание, но не тягостное.
— Мне кажется, ты ошибся, говоря, что у него не было родных. Ведь трое шли за гробом, значит, они любили его. И он оказал большое влияние на тебя.
Стен остановил машину у светофора. Слова Дженны совершенно неожиданно принесли ему облегчение. Он встретился с ней взглядом и увидел в ее глазах искренность и понимание. И страстность. Такое сочетание поразило его. Оказывается, эта женщина по кличке Нож не так уж бессердечна, несмотря на свой острый язык.
Стен успел разглядеть лицо Дженны в свете уличного фонаря. Дженна была привлекательной, но он встречал и более хорошеньких женщин. Однако ее голубые глаза могли испепелить любого мужчину, а в следующую секунду — вспыхнуть от сострадания. Важна была ее сущность, а не внешний вид. Раньше он посчитал бы ее слишком сложной, слишком эмоциональной, вообще слишком…
Я и сейчас так считаю, мелькнула у него мысль, и надо не поддаваться сумасшедшему желанию взлохматить ей волосы, расстегнуть лифчик и вообще чем-нибудь ее ошеломить. Он помнил, что случилось, когда он поддался искушению вывести ее из себя: она чуть не прокусила ему руку.
Дженна смотрела на него так же пристально, как и он на нее, и Стен не сомневался, что возникшее между ними энергетическое поле поубивало бы всех москитов к востоку от Миссисипи. Вопреки здравому смыслу он провел пальцем по ее подбородку, коснулся губ и увидел, как у нее округлились глаза.
— Ты замечательная. Больше не кусаешься?
Эта мысль тоже пришла ей в голову. Глаза ее вспыхнули, но она отпрянула.
— Хочешь поиграть в доктора С и М? — спросила она вкрадчиво. — За этим тебе придется обратиться в другое место.
Стен рассмеялся и рванул вперед.
— Ты слишком быстро ездишь, — сказала она, когда он сворачивал в ее квартал.
— Ну и что? Я везу помощника прокурора.
— Тем более… — начала она.
— …надо ехать так, как моя бабушка Марта — всегда на десять миль медленнее дозволенной скорости.
— Похоже, тебя все еще тянет нарушать правила. Следующий поворот налево. Мой дом третий справа.
— Это обобщение, а они обычно страдают неточностью. Я верю в правила, — сказал он, останавливаясь возле ее дома.
— Неужели? — скептически спросила Дженна.
— Просто мои правила отличаются от твоих. Например, правила, касающиеся поцелуев. Уверен, у тебя есть правила на этот счет.
Дженна слегка напряглась, но сдержалась.
— Возможно, — пожала она плечами. — Пожалуй, у меня есть пара правил относительно поцелуев. Я стараюсь не целоваться с теми, кого не люблю. Вообще, я за качество, а не за количество. Если мне не изменяет память, для тебя было важнее количество.
Стен улыбнулся. До чего же высокомерна! Он вдруг снова почувствовал себя двенадцатилетним мальчишкой, которому хочется проучить Дженну Джин.
— Насчет этого ты права. У меня нет правил по поводу количества. Но по поводу поцелуев у меня есть одно твердое правило: поцелуй никогда не должен длиться менее тридцати секунд.
И он наклонился к ее губам.