Это непросто. Вымысел не впечатляет, когда ему не хватает размаха, зато есть избыток клише, скучных сцен и стереотипов. То же относится и к персонажам. Шаблонные персонажи нас не задевают. Их судьба нас не волнует, потому что мы в них не верим. Великие персонажи особенно подвержены этой проблеме. Создавая того, кто добродетелен, следует высоким принципам, проявляет невероятную доблесть и вообще представляет собой совершенство во всех отношениях, вы напрашиваетесь на весьма скептическую реакцию читателей.
К счастью, для того чтобы персонаж получился великим, вовсе не обязательно ваять из него эталон благородства. Аура величия происходит не из положительных характеристик ее носителя, а из того, какое влияние он оказывает на других. Персонажу вообще не обязательно совершать какие-то поступки, чтобы влиять на окружающих.
Роман Итана Канина «Америка Америка» (America America, 2008) рассказывает о Кори Сифтере, молодом представителе рабочего класса в 1970-х, который устраивается газонокосильщиком в поместье семьи Метарэй в одном из городков штата Нью-Йорк. Кори становится фактически членом семьи (хоть и не равным по статусу). Патриарх семейства Лиам Метарэй оплачивает обучение Кори и устраивает его на должность помощника сенатора Генри Бонвиллера, который баллотируется в президенты как кандидат от Демократической партии США.
Канин начинает роман со сцены похорон Бонвиллера через много лет после описываемых событий. С первых же строк понятно, что Бонвиллер оказал безмерное влияние на жизнь Кори:
Когда ты замешан в чем-то подобном, не важно, как давно это случилось, как давно об этом не вспоминали в новостях, – тебе суждено всегда выискивать упоминания об этом. Быть настороже и ждать: каждый день, всю оставшуюся жизнь. Ждать маленькой заметки на последней странице газеты. Незнакомца на вечеринке, письма от неизвестного отправителя в почтовом ящике. Долгой паузы на том конце телефонного провода. Чудовищного воскрешения того, что, по всей вероятности, никогда не вернется.
На этом этапе романа мы ничего не знаем ни о Бонвиллере, ни о Кори, ни о том, что должно случиться. Мы знаем только, что это было «нечто подобное», то есть крупное событие, повод для новостей, возможно, даже исторического масштаба. Его последствия держали Кори в напряжении всю жизнь, вынуждая быть настороже.
Похороны Бонвиллера посещает политическая верхушка, что подтверждает авторитет усопшего. Кори, ставший издателем уважаемой независимой газеты, сам писать заметку о мероприятии отказывается, потому что он «на похоронах по личным причинам». Позже, когда посетители уходят, Кори возвращается к свежезасыпанной могиле. Вот как он говорит об этом:
Вот и все. Тихое завершение истории.
В живых больше не осталось никого, кто об этом знал.
Знал о чем? Понятно, что речь идет о тайнах – настолько серьезных, что их необходимо замалчивать. Только спустя много страниц мы узнаем, о чем же идет речь. Был ли сенатор настоящим лидером или мошенником – или сразу и тем и другим? Канин нам этого не раскрывает: здесь он только указывает на влияние, которое Бонвиллер оказал на Кори. Тут явно пахнет величием.
«Тринадцать Лун» (Thirteen Moons, 2006) – второй роман Чарльза Фрейзера, вышедший после «Холодной горы» (1997). Это история Уилла Купера, великого человека, чья жизнь простирается почти через весь девятнадцатый век. Как и Канин в своем романе, Фрейзер начинает историю с конца. На пороге двадцатого века Уилл Купер дожидается смерти. Обратите внимание, как Фрейзер вплетает ощущение внутренней силы в описание последних дней своего рассказчика:
Это не святое вознесение на небеса. Сюда привели меня любовь и время. Вскоре я покину этот мир и отправлюсь в Ночные земли, туда, куда стремятся духи людей и зверей. Таков наш зов. Я чувствую его тягу, как и все существа на свете. Там – последняя неизведанная страна, и тропу в нее скрывает тьма. Дорога печалей. А в конце пути, возможно, совсем не райские кущи. Чему меня научил этот щедрый, но все же незаслуженный отрезок времени, проведенный на земле, так это тому, что прибываем мы в загробную жизнь такими же разбитыми, какими покидаем этот мир. Но с другой стороны, меня всегда влекло движение.
