Это не значит, что в рамках австрийской школы нет ценных экономико-исторических работ. Они есть, и в большом количестве. Один лишь Мюррей Ротбард чего стоит! Но историческая социология, ставящая своей задачей объяснить общую логику, причины и последствия модернизации, австрийскую школу, насколько мне известно, не заинтересовала. А заинтересовала совсем другие научные школы, представители которых на Хайека даже не ссылаются. Возможно потому, что просто не читали его и к близким по духу выводам пришли самостоятельно через несколько десятилетий после выхода в свет «Конституции свободы».
Человечество в сетях
Бескрайний социальный мир Майкла Манна
Эту огромную книгу я почти беспрерывно изучал, несколько месяцев. Не только долгими зимними вечерами погружался в толстенные тома, но также утром и днем работал со сложнейшим историко-социологическим текстом, пытаясь понять логику автора. Если не считать студенческого штудирования «Капитала» Карла Маркса, никогда не доводилось мне еще, пожалуй, столь долго работать с трудами одного ученого. Но в данном случае иначе не получалось. «Источники социальной власти» английского социолога Майкла Манна – это четыре толстенных тома, создававшихся автором на протяжении трех десятков лет. В нашем издании (М.: Дело, 2018) огромный второй том еще и разделен на две книги так, что в целом получился даже пятитомник из трех тысяч страниц большого формата.
Общества не существует
Описать это все невозможно даже вкратце, но можно понять, зачем автор посвятил жизнь такому труду. Майкл Манн предложил нам два новых подхода к истории.
Во-первых, он отметил, что общество строится на четырех источниках социальной власти – экономической, политической, военной и идеологической, – причем ни один из них не может считаться важнее другого. Все переплетено [Манн 2018, т. 1: 30]. Бывает, политика проистекает из экономики. А бывает наоборот. И даже военная власть может порождать серьезную трансформацию в экономических системах. Причем «четыре источника власти не похожи на биллиардные шары, которые катятся по своим собственным траекториям, меняя направление при столкновении друг с другом. Они переплетаются» [Манн 2018, т. 2, кн. 1: 18].
Во-вторых, согласно социологии Майкла Манна, общество – это вообще не система. Четыре механизма власти – это не дубинки, обрушивающиеся на нас из столицы, а сети, раскинувшиеся в разных направлениях и на разные расстояния. Какие-то территории покрыты всеми имеющимися сетями, а какие-то нет.
Хотя Майкла Манна называют веберианцем, в исторической социологии трудно найти более амбициозную попытку пересмотреть все сложившиеся подходы:
Я отклоняю все теории систем: весь холизм, все попытки оправдать общества. Не существует отдельно взятого американского или французского общества (имеют место только одноименные национальные государства), индустриального или постиндустриального общества, «мир-системы», одного-единственного процесса глобализации, мультигосударственной системы, где доминировала бы одна логика политического реализма, не существует логики патриархата. История не знает фундаментальных сражающихся единиц, как то история классовой борьбы, или борьбы способов производства, или «эписистем», или «дискурсивных формаций», культурных кодов, или фундаментальных структур мышления, управляющих языком, ценностями, наукой и практиками эпохи, и все это не обусловлено единственным процессом власти, пронизывающим человеческую деятельность. Это только примеры сетей с относительно четкими границами [Манн 2018, т. 1: 7].
Понять выстроенную Майклом Манном конструкцию нелегко. Кратко описывать в небольшом тексте бессмысленно. Но невозможно при этом посвятить данному автору пару отдельных текстов, как делаю я в этой книге с некоторыми другими историческими социологами, поскольку «Источники социальной власти» – единая интеллектуальная конструкция. Поэтому для простоты я сейчас попробую наложить теорию Майкла Манна на современную Россию, то есть привести такой пример, который автору четырехтомника даже в голову не приходил.
