– Дело вкуса.
– Наверное, ты прав. – Эйвери была так поглощена своими мыслями, что намека не заметила. – Во всяком случае, я отрицала, что имела планы относительно ее мужа. Она назвала меня стервой, шлюхой, разрушительницей семейного очага и тому подобное.
Айриш взъерошил волосы.
– Видно, эта Кэрол действительно была та еще штучка.
– Но мы точно не знаем, что она добивалась Эдди или Джека.
– Но она должна была посылать действительно сильные сигналы, раз так много людей их принимали.
– Бедный Тейт.
– А что «бедный Тейт» думает о своей жене?
Эйвери постаралась вспомнить все:
– Он думает, что она сделала от него аборт. Знает, что у нее были любовники. Знает, что она была плохой матерью и серьезно травмировала душу дочери. Будем надеяться, что это можно поправить.
– Ты и эту ответственность взвалила на себя?
Она услышала осуждающие нотки в его голосе и вскинула голову:
– Что ты хочешь этим сказать?
Он решил, что ей стоит успокоиться, и отправился на кухню за новой порцией выпивки. Вернулся и встал над ней, широко расставив ноги.
– Ты мне не врешь насчет того полуночного посетителя в больнице?
– Да как ты можешь мне не верить?
– Объясню. Ты пришла ко мне, дай вспомнить, когда это было, два года назад, пришла поджавши хвост – ты искала работу, любую работу. Тебя как раз уволили за то, что ты совершила непростительную журналистскую ошибку.
– Я пришла сегодня не для того, чтобы это вспоминать.
– А может, вспомнить все-таки стоит! Потому что мне кажется, за твоим идиотским планом стоит именно это. Ты тогда влезла в эту историю по уши. Не проверив фактов, ты сообщила, что молодой конгрессмен из Вирджинии убил свою жену, а потом выстрелил себе в голову.
Она сдавила руками виски, воспоминания нахлынули и разворачивались перед ее внутренним взором страшной бесконечной лентой.
– Репортаж с места события, Эйвери Дэниелз. – Айриш был к ней беспощаден. – Новости из первых рук! Ты тогда почуяла свежую кровь.
– Да, черт подери, все так. Это действительно была свежая кровь. – Она скрестила руки на груди. – Я видела тела, слышала, как визжали от ужаса дети, – они нашли их, придя из школы. Я видела, как они рыдали над тем, что сделал их отец.
– Предположительно сделал, черт побери! Ты ничему не учишься, Эйвери. Он предположительно убил свою жену, а потом размазал свои мозги по стенам. – Айриш отхлебнул виски. – Но ты была тут как тут со своим репортажем, не сказав этого весьма существенного слова и подставив свою компанию под обвинение в клевете. Ты подыгрывала камере, Эйвери. Тебе было не до объективности. По твоему лицу ручьем текли слезы, а потом, будто этого было недостаточно, ты стала вопрошать аудиторию, как мог человек, особенно занимавший такой важный выборный пост, совершить такой поступок.
Она подняла голову и с вызовом взглянула на него:
– Я помню, что я сделала. Не надо напоминать мне об этой ошибке. Я два года жила с этим. Я была не права, но я многому научилась.
– Ерунда, – проревел он. – Ты опять повторяешь то же самое. Ты лезешь, куда не положено. Делаешь новости, а не сообщаешь о них. Разве это не та возможность, которой ты ждала? Уж не эта ли история опять вынесет тебя на гребень?
– Хорошо, пусть так! – выпалила она. – Это была одна из причин.
– Это причина всего, что ты делаешь.
– Что ты хочешь сказать?
– Ты все еще хочешь добиться такой же известности, как твой отец. Ты хочешь дотянуться до него, быть достойной его имени, а у тебя никак не получается. – Он пододвинулся к ней поближе. – А сейчас я скажу то, чего тебе совсем не хотелось бы слышать. – Он тряхнул головой и отчетливо проговорил: – Он того не стоит.
– Остановись, Айриш.
– Он был твоим отцом, Эйвери, но он был и моим лучшим другом. Я знал его и лучше, и дольше, чем ты. Я любил его, но мог воспринимать его более объективно, чем ты или твоя мать.
Он оперся одной рукой о спинку дивана и склонился над ней:
– Клифф Дэниелз был блестящим фоторепортером. Лучшим, на мой взгляд. С камерой он был талантлив, не отрицаю. Но у него не было таланта делать близких ему людей счастливыми.
– Я была счастлива. Если он был дома…
