Эйвери удрученно опустилась на край широкой, поистине королевской кровати. Твоя комната, сказал он, а не наша комната.
Что ж, значит, ей не придется преодолевать неловкость, когда он станет предъявлять свои супружеские права, – ибо он не станет. Об этом надо забыть. Ей не грозит интимная близость с Тейтом Ратледжем, поскольку он больше не спит со своей женой.
Если вспомнить, как он обращался с ней в последние недели в клинике, то удивляться тут, пожалуй, нечему, и все же она испытала большое разочарование. И еще – стыд. Она не собиралась под фальшивыми предлогами затаскивать его в постель, она даже не была уверена, что ей этого хочется. Это было бы неправильно, совершенно неправильно. И все же…
Она посмотрела на портрет. Кэрол Ратледж злорадно улыбалась ей.
– Ах ты дрянь! – Язвительно прошептала Эйвери. – Что бы ты ни натворила, чтобы заставить его тебя разлюбить, – я это исправлю. И не думай, что у меня ничего не выйдет.
– Посмотри, хватит тебе столько?
Когда Эйвери осознала, что Нельсон обращается к ней, она улыбнулась ему через стол.
– Да, даже больше, чем нужно, спасибо. Хоть в клинике и хорошо кормили, но дома все в сто раз вкуснее.
– Ты очень похудела, – заметил он. – Нам придется тебя откармливать. Я не потерплю у себя в доме такой худобы.
Она рассмеялась и потянулась к бокалу с вином. Она не любила вино, но, по-видимому, Кэрол любила: каждый раз, когда садились за стол, ей, не спрашивая, наливали бокал. Сейчас она почти допила свое бургундское, которое было подано к бифштексу.
– Да, сисек у тебя почти не осталось, – язвительно заметила Фэнси, которая сидела напротив Эйвери, помахивая вверх-вниз вилкой.
– Фэнси, будь добра, не груби, – предостерегла Зи.
– Я и не грублю. Говорю что есть.
– Такт – не менее ценное качество, чем откровенность, юная леди, – сурово бросил дед со своего места во главе стола.
– Господи, я просто…
– И женщине не пристало поминать имя Господа всуе, – холодно добавил он. – От тебя я этого терпеть не намерен.
Фэнси с грохотом швырнула вилку в тарелку.
– Нет, я ничего не понимаю. Вся семья в один голос твердит, как она похудела. Но только я набираюсь смелости произнести что-то вслух, как получаю по мозгам.
Нельсон строго посмотрел на Джека, который правильно истолковал его взгляд как призыв усмирить дочь.
– Фэнси, хватит. Не забывай, что Кэрол первый день дома.
По ее губам Эйвери прочла: «Велика важность». Откинувшись на стуле, Фэнси погрузилась в угрюмое молчание и стала ковырять в тарелке, явно ожидая, когда можно будет выйти из-за стола.
– А по-моему, она выглядит прекрасно.
– Спасибо, Эдди. – Эйвери улыбнулась.
Он поднял бокал:
– Кто-нибудь из вас видел, как она сегодня выступала у входа в клинику? Сегодня этот репортаж три раза был в «Новостях» на всех местных каналах.
– Да уж, лучшего и желать нельзя, – заметил Нельсон. – Зи, не нальешь мне кофе?
– Конечно.
Она налила ему кофе и передала кофейник по кругу. Дороти-Рей от кофе отказалась и потянулась к своей бутылке. Ее глаза встретились с глазами Эйвери. В ответ на сочувственную улыбку Эйвери получила враждебный взгляд. Дороти-Рей с вызовом наполнила себе бокал.
Она была привлекательной женщиной, хотя чрезмерное потребление спиртного наложило отпечаток на ее внешность. Лицо у нее было несколько отекшее, особенно вокруг глаз, которые от природы были ярко-синими. Она попыталась к обеду привести себя в порядок, но должной опрятности достичь ей так и не удалось. Волосы она кое-как убрала назад двумя заколками. Что до косметики, то она была наложена так неумело и неряшливо, что лучше бы Дороти-Рей не красилась вовсе. В общей беседе она не участвовала, за исключением тех случаев, когда кто-нибудь обращался непосредственно к ней. В основном она общалась с неодушевленным предметом – бутылкой вина.
У Эйвери уже сложилось впечатление, что Дороти-Рей Ратледж глубоко несчастна. Теперь это впечатление лишь усилилось. Причина, почему она была несчастна, оставалась пока неведомой, но одно Эйвери было ясно – Дороти-Рей любит своего мужа. В разговоре с ним она все время была настороже – как и сейчас, когда он попытался передвинуть бутылку от нее подальше. Она отпихнула его руку, дотянулась до горлышка бутылки и подлила себе еще. В то же время Эйвери заметила, что она то и дело бросает на Джека отчаянные взоры.
