Сейчас вовсю цвели васильки, покрывая землю сапфировым ковром. По этому естественному фону были разбросаны другие, более яркие полевые цветы, и там, где они сливались друг с другом, краски неясно переходили один в другой, напоминая картины Моне. Подобно гигантским кривым зубам, из земли вылезали валуны, из-за чего весь пейзаж становился не столь уж пасторально-безмятежным.
На этой земле, где основывали свои владения испанские доны, где гоняли стада мустангов воины-команчи, колонисты проливали кровь за свою автономию, бушевали страсти. Казалось, здесь еще бродят призраки тех неукротимых людей, которые сумели подчинить себе природу – подчинить, но не приручить. Здесь жил их независимый дух – подобно тому, как в местных пещерах обитали дикие кошки, невидимые, но от этого не менее реальные.
В небе парили ястребы, высматривая добычу. На редкой траве между кустами можжевельника паслись рыжие коровы. На них благосклонно взирали редкие дубы, простирая свои могучие ветви над скалистой землей и давая тень скоту, оленям, лосям и мелкой дичи. Вдоль полноводных рек росли кипарисы, и берега Гваделупы были окаймлены их жилистыми стволами с узловатыми сучьями и перистыми ветвями.
Это была земля контрастов и народных преданий. Эйвери любила ее.
Судя по всему, и Тейт тоже. Ведя машину, он оглядывал ландшафт с удовольствием человека, видящего его впервые. Он свернул на дорогу, въезд на которую охраняли две естественные каменные колонны. Между ними была закреплена табличка: "Ранчо «Рокинг-Ар».
Из тех заметок о Ратледжах, которые Эйвери удалось тайком прочитать за время болезни, она знала, что ранчо занимает свыше пяти тысяч акров, на которых пасутся великолепные стада элитного скота. Сюда несут желанную воду два притока реки Гваделупы и один – реки Бланко.
Нельсон получил эту землю в наследство от отца. После демобилизации из военно-воздушных сил он посвятил себя превращению ранчо в доходное предприятие и изъездил всю страну, изучая разные породы скота и способы улучшения местного поголовья.
Статья в «Тексас Мансли» сопровождалась фотографией дома, но по снимку Эйвери не смогла составить себе о нем представления.
Сейчас, когда они въехали в гору, дом показался вдали. Он был сложен из белого саманного кирпича наподобие испанской гасиенды. Дом состоял из трех частей, образовывавших в плане подкову. С середины двора открывался прекрасный вид на долину реки. Массивное здание было покрыто черепичной крышей, на которой сейчас лежал отблеск полуденного солнца.
Дорожка изогнулась полукругом и привела к парадному входу. Величественный дуб дарил свою тень всей передней части здания. Он был так стар, что с его толстых сучьев свисал клочьями сероватый курчавый мох. В керамических вазонах по обе стороны от парадной двери обильно цвели алые герани. Тейт повел ее в дом.
У Эйвери было такое чувство, будто она попала в средоточие техасской жизни, с ее захватывающей красотой. Она внезапно ощутила, что действительно приехала домой.
Дом был обставлен со вкусом, чего, собственно, и следовало ожидать от Зи. Интерьер был выдержан в традиционном духе, с максимумом уюта и комфорта. Все комнаты были просторные, с высокими потолками на балках и широкими окнами. Зи устроила для своей семьи очень хорошее жилище.
Во дворе их ждал ленч. Он был накрыт на круглом садовом столе красного дерева, над которым красовался яркий желтый зонт. Нельсон и Зи обняли Эйвери, после чего она подошла к Мэнди и опустилась на корточки.
– Привет, Мэнди. Я так рада тебя видеть.
Мэнди уткнулась глазами в землю.
– Я себя хорошо вела.
– Конечно. Папа мне говорил. Ты такая нарядная. – Она провела рукой по блестящим волосам девочки. – И у тебя волосы отросли, да и гипс, я смотрю, сняли.
– Можно мне теперь покушать? Бабушка сказала, что, когда ты приедешь, я буду кушать.
От безразличия, каким повеяло от ребенка, у Эйвери дрогнуло сердце. После такой долгой разлуки девочка скорее должна была засыпать мать тысячей интересных новостей.
Все расселись, горничная принесла из кухни поднос с едой и поприветствовала Эйвери.
