Эйвери, как и велел Эдди, прошла прямо к микрофону. Она знала, что выглядит как Кэрол Ратледж. Она была довольна, что даже самые близкие Кэрол люди не обнаружили подмены, в том числе муж. Правда, ни у кого не было оснований сомневаться. Они не пытались обнаружить подлог, поэтому и не замечали его.
Но, направляясь к микрофону, Эйвери боялась, как бы то, что укрылось от близких, не разгадали чужие люди. И тогда над толпой раздастся чей-нибудь крик: «Самозванка!»
Поэтому внезапный взрыв аплодисментов при ее появлении на трибуне ее ошеломил. Не только она, но и Тейт, и даже Эдди, который всегда держал себя в руках, были потрясены. Ноги её заплелись. Она неуверенно взглянула на Тейта. Он ответил ей своей ослепительной улыбкой, за которую она готова была вновь пережить всю боль, выпавшую на ее долю. Она вновь обрела уверенность в себе.
Изящным жестом она попросила тишины. Когда аплодисменты стихли, она застенчиво произнесла слова благодарности. Потом откашлялась, легонько тряхнула головой, облизала губы и начала свою заученную речь.
– Благодарю вас, леди и джентльмены, за то, что вы приехали приветствовать меня после продолжительной болезни. Я хотела бы прежде всего выразить глубокие соболезнования всем, кто потерял своих близких в страшной катастрофе, которая постигла рейс 398. Мне все еще кажется невероятным, как нам с дочерью удалось остаться в живых. Что до меня, то я вряд ли поправилась бы, если бы не ощущала ежечасно поддержку и помощь своего мужа.
Последнюю фразу она прибавила от себя. При этих словах она взяла его за руку. После минутного замешательства, которое могла заметить только она, он нежно сжал ее пальцы.
– Миссис Ратледж, не считаете ли вы, что в катастрофе повинна компания «Эйр-Америка»?
– Мы предпочли бы воздержаться от комментариев до того, как завершится официальное расследование и Управление безопасности на транспорте объявит его результаты, – ответил за нее Тейт.
– Миссис Ратлсдж, не собираетесь ли вы подать в суд на компанию, чтобы получить компенсацию за ущерб?
– Пока мы не намерены возбуждать дело, – снова ответил Тейт вместо нее.
– Миссис Ратледж, вы помните, как спасали из огня свою дочь?
– Теперь да, – сказала она, опередив Тейта. – Но сначала я действовала чисто инстинктивно. Я не помню, чтобы мое решение было осознанным.
– Миссис Ратледж, были ли во время вашего лечения минуты, когда вы сомневались, что вашему лицу может быть возвращен его прежний вид?
– Я ни на миг не сомневалась в хирурге, приглашенном моим мужем.
Тейт наклонился к микрофону, чтобы его голос можно было расслышать в общем шуме.
– Как вы понимаете, Кэрол не терпится попасть домой. Прошу нас извинить.
Он повел ее к машине, но их сразу окружила толпа.
– Мистер Ратледж, ваша жена не собирается с вами в предвыборное турне? – Перед ними вырос какой-то особенно настырный корреспондент и ткнул микрофон Тейту в самое лицо.
– Для Кэрол запланировано несколько поездок. Но, боюсь, она предпочтет остаться дома с ребенком.
– Как себя чувствует ваша дочь, мистер Ратледж?
– Спасибо, хорошо. А теперь я просил бы…
– Не отразилась ли на ней пережитая катастрофа?
– Как ваша дочь относится к небольшим переменам в вашей внешности, миссис Ратледж?
– Прошу вас, больше никаких вопросов.
Эдди стал расчищать им путь в надоедливой толпе. Пресса была настроена дружелюбно, не тем не менее от такого обилия людей Эйвери как будто стало недоставать воздуха.
До сих пор она всегда находилась по другую сторону – в качестве репортера, сующего микрофон под нос человеку, пережившему какой-либо кризис. Такова работа журналиста – добыть новость, сделать запись, которой нет ни у кого, и использовать для этого все возможные средства. Она как-то не задумывалась, каково это – быть по ту сторону микрофона. Собственно, она никогда не получала особого удовольствия именно от этого аспекта работы. И ее роковая ошибка в эфире была вызвана не черствостью, а, наоборот, чрезмерной чуткостью.
Краем глаза она заметила видеокамеру с эмблемой студии «Кей-Текс». Она непроизвольно повернулась туда. Вэн!
