— Позвольте, милейший, — вот после этого он смеяться перестал, губы поджал, — я не сказала ничего, что может вызвать смех.
— Мисс Зельсберг, — ровным, холодным тоном произнес мужчина, — я даю вам одну-единственную попытку извиниться за свои слова.
Одну попытку? Очень интересно…
— А что вы сделаете, если я провалю эту попытку? Отчислите? — Я немного воодушевилась.
— Как только выполните поставленное условие, — абсолютно серьезно ответил ректор.
Воодушевление пропало, словно и не было его вовсе.
— Да как вы вообще смеете ставить такие условия? — Да, я возмущена. — Эльфа за бранный фейерверк отчислили, а меня за все мои… заслуги — нет! — И в заключение добавила: — Не уважаете вы себя, ректор лорд фон Линер.
Мужчина напрягся, глаза снова золотом полыхнули, и он недобро так:
— Нет, мисс Зельсберг, одними извинениями теперь не отделаетесь.
А у меня в голове сразу его слова про «другие игры» всплыли, и я с перепугу как выдам:
— Мне еще рано о них думать.
Ректор не понял, удивленно на меня смотрит. Я пояснила:
— Об играх, которые вы любите, мне еще рано думать. Вы сами сказали.
Лорд фон Линер завис. Только брови вверх подлетели.
А я что? А я ничего. Прическу решила поправить, кудряшки перебираю. И так я увлеклась этим делом, что и за ректором следить перестала, а он молчит и, кажется, не шевелится, только сопит гневно. Ну и пусть сопит, сам виноват… Отвлек меня непонятный шкребок в дверь, будто когтями, неужели Котэн проснулся и понял, что что-то не так?
— Спасите! Помогите! Насилу-у-у-ю-ю-ют! — что есть мочи закричала я, но только потом осознала, что первые два слова были к месту, а вот последнее… В общем, Котэн ворвался… Ну… как ворвался… Через спинку дивана перелез кряхтя и, крича: «Никому не двигаться! Я вооружен!» — свалился рядом с ректором на… попу.
Я ненавязчиво показала пальцем в сторону ректора, Котэн медленно повернул голову, улыбнулся во все кошачьи зубы и невинно так:
— А я слышу: кричит кто-то, дай, думаю, помогу…
Ректор глаза на меня скосил, а я лицо в ладонях спрятала, мол, ничего не знаю, ничего не слышала, ничего не кричала.
Котэн что-то тихо муркнул, я продолжала прятать свое лицо. Стыдно? Немного. Боюсь, что засмеюсь, увидев глаза Котэна, и не представляю выражение лица ректора. Но чуйка подсказывает — ничего хорошего его лицо сейчас не выражает.
Кстати, чего это ректор молчит? Неужто сказать нечего? Не может такого быть.
— Ректор лорд Линер, а почему вы, собственно, молчите? — Не поднимая лица, спросила я, чтобы хоть как-то заполнить эту давящую тишину.
Котэн пискляво протянул: «Владле-ену-у-ушка-а-а», — я лицо все равно не подняла, хотя писк Котэна насторожил. Ректор молчал, что тоже настораживало… Обычно он мои реплики без ответа не оставляет.
В общем, я таки рискнула голову поднять и чуть от неожиданности не уписалась.
Глаза ректора аккурат напротив моих в паре сантиметров были. Золотые искорки блестят, завораживают… Радужка оранжевая, словно само солнце сияет. Красота-то какая… И вот тут-то до меня дошло, что я не просто смотрю, а завороженно всматриваюсь, еще и рот от восторга открыла. Позорище!
Взгляд поспешно отвела, рот прикрыла и вроде возмутиться бы надо, что меня здесь держат, глазами своими сияющими смущают, а подходящего на ум ничего не приходит. Ну и ляпнула, как обычно, что первое в голову пришло:
— Я, между прочим, ваша студентка, а вы меня тут совращаете!
Поднялась, кудрями своими ректору по носу прошлась, не специально, случайно вышло, Котэна бесцеремонно в охапку сгребла, через диван перелезла и, гордо вскинув голову, пошла в башню.
— Владленушка, — подал голос сообщник, — ты понимаешь, что теперь пощады ждать не придется?
А то как же. Мы сами им такой апокалипсис без Армагеддона устроим, никогда не забудут.
* * *
Мисс Зельсберг уже ушла, а ректор лорд Линер продолжать сидеть на том же месте. Мысли его крутились возле ее слов о совращении.
Эта девчонка за последние дни обвинила его в больших грехах, чем он заслужил за всю свою сознательную жизнь! Ректор не хотел признавать, но строптивость и своенравность Владлены его привлекают с каждой совершенной выходкой больше и больше. Как раз осознание этого лорду фон Линеру категорически не нравилось.