Он ушел из жизни в октябре 1994 года. Он прихрамывал к концу жизни, и у него плохо было с сердцем. Он и скончался от сердечного приступа. Позвонил своему школьному другу Валерию Харазову: «Все хорошо, выписываюсь», а через два дня умер.
Владимир Ефимович Семичастный пережил Шелепина на семь лет. Он умер 12 января 2001 года. Трех дней не дожил до своего семидесятилетия.
Бывший член политбюро Вадим Медведев вспоминал, как, перебравшись из Ленинграда в столицу, он обнаружил, что в центральных органах власти, в правительстве и в аппарате ЦК поразительно мало москвичей. Тон задавали напористые провинциалы из разных кланов. Это было не случайностью, а результатом продуманной кадровой политики.
Брежнев не любил столичных жителей, потому что среди них оказалось много сторонников Шелепина. На ключевые должности Брежнев расставлял тех, кого знал много лет и кому доверял. Не забывал старых знакомых, помогал им. Вообще обладал завидным даром поддерживать добрые отношения с нужными людьми, и те ему преданно служили.
Он стал вводить в руководство новые фигуры — в качестве противовеса «комсомольцам» Шелепина. Так секретарем ЦК по сельскому хозяйству в шестьдесят пятом году стал Федор Давыдович Кулаков, который своим возвышением был обязан только Брежневу.
А Леонид Ильич нуждался в поддержке, особенно поначалу, пока его позиции не окрепли. Понадобились годы на то, чтобы убрать из политбюро сильные и самостоятельные фигуры. Только тогда он смог успокоиться. А до того постоянно ждал подвоха от товарищей по партии.
Брежневские годы были временем упущенных возможностей, впустую растраченных сил! Брежнев принял страну, ждущую обновления и мечтавшую о движении вперед, а оставил разочарованную, развращенную неприкрытым лицемерием и отставшую от наиболее развитых стран.
Этот разврат в определенном смысле охватил все общество. Писатель-фронтовик Виктор Петрович Астафьев в апреле 1965 года описывал свои впечатления от поездки в столицу на писательский съезд: «Со съезда я приехал абсолютно больной от виденного и выпитого. То, что я увидел там, заставило не одного меня напиться. Люди, по три года не пившие, горько запили. Но все это было ягодками по сравнению с приемом. Никогда не забуду, как писатели стадом бежали по древнерусскому кремлю к столам и растаскивали выпивку и жратву. Такое видел только в запасном полку и на свинофермах!»
То же самое с горечью и болью в декабре 1966 года Александр Твардовский — в стихотворных строках — записал в дневнике:
И не видеть эти лица —
Резвых слуг любой эпохи:
Краснобая-подлеца,
Молчаливого пройдохи,
Полномочного скота,
Групповода-обормота,
Прикрепленного шута
И внештатного сексота…
Модернизация экономики не происходила. Политическое руководство — клуб пенсионеров в политбюро — не соответствовало потребностям страны. СССР неуклонно отставал от Запада и погружался в экономическую депрессию…
В тот сентябрьский день 1971 года, когда Хрущева повезли в больницу, откуда он уже не вернется, по дороге Никита Сергеевич увидел посевы кукурузы. Огорченно заговорил, что не так посеяли, урожай мог быть больше. Жена, Нина Петровна, и лечащий врач просили его не волноваться. Он, как бы оправдываясь, сказал:
— Характер такой!
Зато похвалил каштаны на проспекте Калинина, вспомнил, как сопротивлялись городские озеленители, когда он настаивал на том, чтобы их посадили.
Накануне у Хрущева был сердечный приступ. Помогла таблетка нитроглицерина. Утром опять заболело сердце, и нитроглицерин не помогал. Позвонили врачу. Он сказал, что надо ложиться в больницу. Никита Сергеевич согласился, сказал жене:
— Пожалуй, хотя и не хочется — последние хорошие дни осени. Но что мы с тобой будем делать, если ночью опять будет приступ?
Нина Петровна вела дневник. Отрывки опубликовали — сравнительно недавно (см.: Московские новости». 2001. № 36). Теперь мы знаем, как прошли последние дни Хрущева.
Всю ночь в больнице с ним провели врачи. Подозревали инфаркт — уже третий. И следующая ночь была тяжелой. У Никиты Сергеевича болело сердце. Нина Петровна сидела рядом с ним. Он не разговаривал. То засыпал, то просыпался. В субботу, 11 сентября, врачам показалось, что наступило маленькое улучшение.
