Конечно, все эти формальные соображения могли быть забыты, если бы кто-то из вероятных кандидатов имел поддержку большинства членов президиума. Но такой сплоченной группы в президиуме не было.
Из всего наличного состава именно Леонид Ильич Брежнев представлялся самым очевидным кандидатом на роль первого секретаря ЦК. У него за спиной была богатая биография: фронтовик, первый секретарь нескольких обкомов, первый секретарь в Молдавии и Казахстане, председатель президиума Верховного Совета, секретарь ЦК, занимавшийся космосом, тяжелой и военной промышленностью…
И по человеческим качествам Брежнев подходил на роль лидера больше других. Не вечно хмурый Косыгин, не тонкогубый Суслов с лицом инквизитора, не грубоватый Подгорный, а красивый, улыбчивый, доброжелательный Леонид Ильич больше располагал к себе. Импозантный и артистичный, он умел вести себя, точно чувствовал, как следует говорить с тем или иным человеком, сразу становился центром большой компании — словом, производил очень благоприятное впечатление.
Так что в октябре 1964 года за Брежнева голосовали с легким сердцем. Его избрание вызвало в стране одобрение. Получив газеты, советские люди не без удовольствия всматривались в еще молодое и приятное лицо. Старое-то партийное руководство за небольшим исключением представляло собой малосимпатичную компанию. Борис Пастернак писал тогда:
И каждый день приносит тупо,
Так что и вправду невтерпеж,
Фотографические группы
Сплошных свиноподобных рож.
Люди были довольны отставкой Хрущева, который последние годы вызывал только насмешки. Жаждали покоя, порядка, стабильности и улучшения жизни. Впрочем, в среде интеллигенции (и не только либеральной) об уходе Хрущева сожалели: с Никитой Сергеевичем были связаны благотворные перемены в жизни общества.
Видный партийный работник (и будущий помощник Горбачева) Георгий Лукич Смирнов вспоминал, как на следующий день после пленума он пришел в журнал «Коммунист», где тогда работал. Главный редактор Василий Павлович Степанов сообщил редакционному коллективу, что пленум ЦК освободил от должности Хрущева «по состоянию здоровья и его просьбе».
Все молчали. Только один из журналистов восторженно приветствовал решение пленума и стал критиковать хрущевское нововведение о разделении партии на промышленную и сельскую.
— Не надо спешить, — удивленно сказал ему Степанов. — Особенно вам. Присутствующие помнят, как именно вы настояли на публикации своей статьи, восхваляющей опыт организации сельской партии. Другие члены редколлегии возражали.
Отсутствие энтузиазма по случаю перемен в стране стоило главному редактору «Коммуниста» его кресла…
Другое дело, что потом, когда начался застой и Брежнев стал вызывать только раздражение и насмешки, возник вопрос: да почему же нам так не повезло и во главе государства оказался именно такой человек?
Так ведь выбор в принципе был неширок. Хозяином страны мог стать только кто-то из действующей обоймы высших руководителей. Все это были люди, которые добрались до высших должностей не потому, что страна оценила их таланты, а потому, что они пришлись по душе предыдущему поколению руководителей.
После октября 1917 года происходила отрицательная кадровая селекция, ее результаты были всего заметнее на примере тех, кто управлял страной. Это не значит, что высшее руководство составляли люди совсем уж без достоинств. Они выбились наверх, потому что знали, как обойти соперников и конкурентов. Но даже те, кто от природы был наделен лидерскими качествами, кто обладал знаниями и широким кругозором, были искалечены той борьбой за власть, через которую они все прошли…
На следующий день после октябрьского пленума провели совещание первых секретарей ЦК национальных республик, крайкомов и обкомов. Им поручили у себя дома собрать актив и рассказать о причинах кадровых перемен в Москве.
19 октября Брежнев по заведенной Хрущевым традиции устроил торжественную встречу троим космонавтам, совершившим полет на корабле «Восход». Все было как и прежде. Только впервые с рапортом экипаж обращался не к Никите Сергеевичу. По дороге с космодрома в Москву космонавты, шутя, напутствовали командира корабля Владимира Михайловича Комарова, которому предстояло рапортовать Брежневу:
