– Проходи, герой, разбираться будем. Тебя уже похоронили, а ты – вот он, да еще и подвиги совершаешь. Не дать ли тебе орден?
Они прошли в кабинет. Глина снял шинель и повесил ее на гвоздик.
– Садись, Колесников, рассказывай.
– С какого места? И можно вначале мне задать вопрос: из группы сколько уцелело?
– Правильный вопрос, Колесников, – ровно половина. Лопухнулся ты, купился на костер и чучела, группу в ловушку завел.
– Виноват, товарищ полковник! – Сергей вскочил по стойке «смирно».
– Чего ты как ванька-встанька! Сядь. Про бой у костра я уже слышал. Но где же ты пропадал все это время? Хоть бы весточку подал.
– Не мог, товарищ полковник. Ранен был тяжело, сквозное в грудь.
– Покажи, – приподнялся со стула полковник.
Сергей снял ватник, задрал рубаху и показал полковнику
розовый рубец на груди. Потом повернулся спиной и предъявил такой же точно рубец сзади.
Полковник снова опустился на стул:
– Дальше продолжай.
– Наши сочли меня убитым, да и разбираться под огнем было некогда. Я был без сознания. Очнулся в избе. Женщина с кордона по имени Василина меня выходила. Как только смог стоять и ходить, пошел к своим. Вот и все.
– М-да. Ранение налицо. Я их уже столько видел, что не хуже любого хирурга скажу, когда получено. Офицеры из твоей группы в объяснительной факт твоей смерти зафиксировали. Думали, насмерть тебя. По народной примете – к долгой жизни. То, что выжил – молодец.
– Не от меня зависело, товарищ полковник. Если бы не эта Василина, так на том поле бы и остался. Жизнью ей обязан.
– Проверим. А пока сдай оружие и иди в казарму.
– Нет у меня оружия, милиционеру сдал. А документы в отделе.
– Ладно, позвоним, узнаем. На время проверки от службы отстраняю.
– Так точно! Разрешите идти?
– Разрешаю. Но из города не отлучайся.
Сергей вышел в коридор и выдохнул. Этой встречи он и ждал, и боялся. Половина группы уцелела и написала рапорты о происшествии.
Да, не разобрался он сразу с костром и чучелами, но на его месте и любой другой точно так же бы влип, и еще не факт, что кто-то уцелел бы. Теперь же придется ждать окончания расследования.
Сергей направился на базу, в казарму. Там он упал на свободную койку и уснул.
Сколько он спал, не помнил, и спал бы, наверное, еще, но проснулся оттого, что за плечо бесцеремонно трясли. Сергей открыл глаза.
– Командир! Глазам своим не верю! Ты жив?
– Нет, это мое привидение.
– Привидения не храпят.
Рядом стоял младший лейтенант Никифоров, и во все его лицо сияла улыбка.
– Мы тогда, в лесу, думали, что вас наповал. Вся грудь в крови, и пулевое отверстие прямо напротив сердца.
– Ранен был тяжело, женщина из хутора выходила.
– Повезло.
– Кто из наших вышел?
– Половина, двенадцать человек. От поляков оторвались,
на третьи сутки вышли в Проскуров. Рапорты написали – что да как.
– Меня временно от службы отстранили, – помрачнел Сергей.
– После рейда с потерями всегда так. Может, обмоем возвращение?
– Я не против. И поесть бы не мешало.
– Я мигом.
Вернулся Никифоров вместе с Рушайло.
По причине вечера столовая была закрыта, но парни принесли в «сидоре» две бутылки водки, пару кирпичиков хлеба, тушенку, сало и консервированную американскую колбасу.
– Командир! – Бросив «сидор» на пол, Рушайло полез обниматься. – Кто бы сказал – не поверил бы! Я ведь сам тебя в крови видел. Подумал – наповал, так и в рапорте написал. А ты жив! Я рад!
Разлив водку по кружкам, они финкой вскрыли консервные банки, нарезали сало и хлеб.
– С возвращением, командир!
Сдвинув кружки, они чокнулись, выпили. Водка обожгла пищевод, в желудке разлилось приятное тепло. Закусили. Сергей один съел банку консервированной колбасы и почти половину кирпичика ржаного хлеба.
– Парни, вы меня простите, с утра ничего не ел. Жрать охота – сил нет.
– Да ты ешь, командир. Похудел ты – сразу не признать.
Разлили еще по одной. Эту водку выпили, не чокаясь – за
погибших товарищей.
– Командир, ты не переживай. На костер и чучела любой из нас купился бы. Ты еще быстро сообразил, что это ловушка – иначе все бы там полегли.
– Поляк, сука, перехитрил, – скривился Сергей.
– За одно битого двух небитых дают, – философски заметил Никифоров.
