Она не отрываясь глядела на него. «Невероятно! — думала она. — Прожить в браке более двадцати лет и не знать, о чем думает твой муж! Да и как это можно узнать, если у него совершенно иной склад ума, совсем не похожий на мой собственный. Он романтик, глубоко прячущий свой романтизм, но все-таки романтик. Все эти книги Стенли Уэймана[24] у него в спальне. Хоть они должны были надоумить меня. Дорогой мой глупыш!»
Она сказала:
— Я вышла за тебя потому, что, разумеется, любила тебя.
— Любила? Но что ты могла найти во мне?
— На этот вопрос я, право, затрудняюсь ответить. Ты был таким непохожим, так сильно отличался от всей папиной компании. Уж одно то, что ты никогда не говорил о лошадях. Ты и представить себе не можешь, до чего мне надоели эти лошади и разговоры о шансах на выигрыш кубка в Ньюмаркете[25]. Ты пришел к обеду однажды вечером — помнишь? И я сидела рядом с тобой, и спросила у тебя, что такое биметаллизм[26], и ты рассказал мне — объяснил что это такое! Это заняло все время обеда. (Обеда из шести блюд — мы в это время были при деньгах и держали французского повара!)
— Это, наверное, было ужасно скучно, — сказал Джереми.
— Это было захватывающе интересно! Никогда никто до этого не разговаривал со мной всерьез. Ты был так вежлив, но, казалось, тебе было все равно, хорошенькая я или нет. Это задело меня за живое. Я поклялась себе, что ты обратишь на меня внимание.
Джереми Клоуд сказал угрюмо:
— Я-то обратил на тебя внимание сразу. Придя после того обеда домой, я долго не мог уснуть… На тебе тогда было голубое платье с васильками…
Некоторое время они молчали. Затем Джереми сказал:
— Ах, это было так давно…
Она быстро пришла к нему на помощь:
— А теперь мы — немолодые супруги, находящиеся в затруднительном положении.
— После того, что ты мне только что сказала, Фрэнсис, мне в тысячу раз труднее. Этот позор…
Она прервала его:
— Давай сразу поставим точки над i. Тебя могут обвинить, посадить в тюрьму… (Он вздрогнул.) Я не хочу этого. Я сделаю все, чтобы этого не случилось. Но не приписывай мне моральных переживаний и гражданского гнева. Моя семья далеко не безупречна, не забывай этого. Отец, хоть он и был милый человек, не считал за грех смошенничать. А Чарлз, мой кузен? Дело замолчали, его не отдали под суд и сплавили за океан, в колонии. А мой кузен Джеральд? Этот подделал чек в Оксфорде[27]. Но он отправился на фронт и был награжден Крестом Виктории[28] за беспримерную отвагу, преданность своим соратникам и нечеловеческую выносливость. Я хочу сказать, что таковы люди — нет отвратительно плохих и ангельски хороших. Не думаю, что и сама я безупречна — я вела себя безупречно потому, что у меня не было соблазнов, не было искушений. Но есть у меня одно хорошее качество — мужество. И еще, — она улыбнулась ему, — я верный товарищ!
— Дорогая моя!
Он встал, подошел к ней и, нагнувшись, коснулся губами ее волос.
— А теперь, — сказала дочь лорда Трентона, улыбаясь, — давай обсудим, что же нам предпринять? Надо добывать деньги.
Лицо Джереми снова окаменело.
— Не вижу, как и где.
— Закладная на этот дом… О, понимаю, — быстро добавила она, — дом уже заложен. Как я глупа! Разумеется, ты уже сделал все, что было возможно. Значит, вопрос в том, у кого можно взять в долг. Я думаю, остался только один вариант: занять у жены Гордона — черноволосой Розалин.
Джереми с сомнением покачал головой.
— Нужна большая сумма… А трогать капитал Розалин не может. Она имеет право только пожизненно пользоваться процентами.
— Этого я не знала. Я думала, что деньги принадлежат ей без оговорок. Что же будет с капиталом после ее смерти?
— Деньги перейдут к ближайшим родственникам Гордона. То есть они будут разделены между мною, Лайонелом, Эделой и сыном Мориса — Роули.
— Вот как, перейдут к нам… — медленно сказала Фрэнсис.
Казалось, какая-то тень пронеслась по комнате… Как порыв холодного ветра, как смутная мысль.
Фрэнсис сказала:
— Ты мне об этом не говорил… Я думала, она получила их навсегда… и сможет оставить кому захочет…
— Нет, по закону двадцать шестого года о наследовании имущества, оставленного без завещания…
