Я покачал головой, но не сдержался:
- Может, хватает.
- Почем ты знаешь. Просто предложить стесняется или боится лишний раз напомнить о прошлом. Нина вся извелась из-за этого, она же по глазам видит, чего он хочет от нее. Да вообще, мальчик с Ниной полгода на "вы" разговаривал, пока она настоящую истерику не закатила.
- Могу себе представить.
- Вряд ли, - Людочка со стуком поставила чашку на стол. - Мы все равно никого, кроме себя, понять не можем, да и себя самих знаем абы как. К другим же и относимся соответственно, по принципу - чужая душа потемки, а в потемках только черные кошки и водятся. А тут совершенно чужой человек, не родня, не приятель. На вторую неделю знакомства подарил Нине букет алых голландских роз, девять штук, можешь представить, сколько это чудо стоит, подарил и попросил разрешения изредка заходить навещать, когда и если она посчитает нужным. Вчера она об этом случае раз три вспоминала.... Да она много чего вчера вспомнила, все в том же духе, пересказывать никакого времени не хватит. И о первом рандеву, и о первой ночи...
- Представляю себе со скрипом.
Людочка холодно посмотрела сквозь меня.
- Ну, разумеется, этого я и ожидала. Она все твердила, то совсем незачем было ему в нее влюбляться, что он, изверг, и свою жизнь сломает и ее разобьет. Обо мне Нина забыла напрочь к тому времени, я так поняла. Потом достала таблетки.
- Таблетки? - переспросил я.
- Я подумала, что это от похмелья или что-то в том же духе... - она помолчала. - Словом, когда Нина стала запивать их мартини, я ни сном, ни духом. Да и ни с чего вроде бы волноваться. Потом, правда, она еще выпила. И еще. Чуть не горстью. Я попыталась ее отнять от этих таблеток, отобрала тюбик и тут только надпись разглядела. А она уже тяжело так хрипит и на пол, как при замедленной съемке, валится.
Сколько она молчала, я не заметил. Долго, должно быть, всю, скопившуюся за время молчания тишину эту я ощущал как во сне, пока долгий гудок автомашины снизу не прервал мои мысли. Людочка вздрогнула, покосилась на меня, на остывший чай и добавила коротко, сухим ломким голосом:
- Какая-то гадость, забыла, как называется: тазепам, нозепам, что-то из этих. Хорошо "скорая" приехала быстро, через четверть часа всего.... Я ее все это время в ванной держала, под душем... она не сопротивлялась даже.
Снова тишина.
- А потом что? - почему-то очень тихо спросил я.
- Мальчик всю ночь дежурил у постели. Утром сказал мне, Нина долго плакала и просила прощения. Он у меня еще спрашивал, за что.
Часы пискнули, отсчитав полночь часов и начиная новый день. Я поднялся, подошел к окну. Через мгновение Людочка оказалась рядом.
Мы смотрели в окна соседнего здания, точной копии нашей многоэтажки, и долго молчали. Я ловил свое отражение в отблесках бра на стекле, а после еще долго смотрел на дом. Людочка не говорила о Нине больше, если и произносила фразы, то только о том, что видела перед собой.
Соседний дом был черен как ночь, окружавшая его, но ее окна горели два ярких пятна на фоне непроницаемой тьмы, и я не стал спрашивать, вернулась ли Нина домой.
Кон. Сентября 2000
