- Благотворное влияние, - высказал я пошлый штамп.
- Что-то вроде того. Я бы никогда не подумала. Знаешь, она буквально на него молится. И он... каждый раз - цветы. Мой раза два всего и приносил, и то, один по ошибке. Я сразу поняла, что не мне, но виду, конечно...
Она помолчала, посмотрела на мою пустую тарелку и убрала ее в раковину.
- Еще будешь? - несколько запоздало спросила она. Я отрицательно покачал головой. - Тогда чай.
Зазвонил телефон. Людочка протянула руку и отключила его.
- Пусть их. Не хочу никого.... Нина теперь вечерами дома сидит, боится на улицу выйти, никого не приглашает. Из всех своих прежних и подавно. Вот меня только, да еще Аню, пока та не родила. Говорит, пускай теперь у нее никого не будет, один Юрочка, он один ей и командует... хотя какой он командир.... Но она его слушается беспрекословно, по стойке смирно, как говорится. Это когда они вместе встречаются. У мальчика ведь сумасшедшая работа, где он такую нашел, он домой приходит только есть и спать.
- А живет у нее?
- В том и беда. С родителями. Копит на квартиру... нет, на аренду, куда там. Ей навязываться не хочет, все говорит насчет собственной крыши над головой. А ведь она своих предков турнуть может в Митино, у них там медвежий угол есть, они там частенько и заседали, пока она свои компании на квартиру водила. И турнула бы давно, да он против. Ему утвердиться очень уж хочется, а она из-за этого в слезы. И так к ней редко вырывается, одни выходные в их распоряжении.
- Это она все тебе вчера рассказала? - спросил я.
- Нет, - Людочка принялась разливать чай. - Вчера другой повод был. Вернее, повода-то не было. Совсем. Просто... не знаю, как объяснить. Непонятно будет. Вы, мужики, логику любите, а где мне ее для вас взять?
Она поставила початую коробку конфет в центр стола, и только сейчас заметила перед собой тарелку. Поковырялась в ней и снова отложила вилку.
- Вчера я пришла к ней, она уже хандрила. И по этому поводу успела пропустить стаканчик. Предложила и мне за компанию, ну не отказываться же. В таких случаях, сама по опыту знаю, лучше не отказывать и, самое главное, не спрашивать как дела и все такое, а то получишь по полной программе с подробностями за прошедший квартал. Часа два молча сидеть будешь и не знать, куда деваться.
- А ты спросила?
- Нет. Да, когда я пришла, она и не раскисла настолько. Держала себя, словом. Иной раз за слово вспомнит своего Юрочку, который все на работе да на работе, а о ней вспоминает два раза в неделю.
- Она его не ревнует?
- Ну что ты! Разумеется, нет. Как и он ее.
- Даже после всего?
- Мальчик так и сказал, что в ее прошлое он не полезет ни под каким соусом. Да она сама вроде как уже перебесилась. После обручения тише воды, ниже травы стала, на себя не похожа, на ту, что мы в прошлом знали. Это вчера ее здорово развезло, но то исключительный случай.
- Хандра.
- А что ты хочешь? Не так все просто получается. Когда я вчера к Нине забежала, она, наверное, уже что-то успела допить, а передо мной непочатую бутылку мартини поставила. И конфеты с пряниками на закуску. Я две рюмочки выпила, она - все остальное. Вспоминала о своем мальчике и под это за его здоровье и благополучие без всего смахивала. Я выпила с ней, раз, другой... потом мне как-то даже нехорошо сделалось, от одного того, с каким упорством, нет, остервенением, что ли, она этот мартини смахивала. Ее все никак не брало, наверное, поэтому она...
Людочка вздрогнула и зябко повела плечами. Я коснулся ее руки.
- Так она?..
- Нет, подожди, не все сразу. Потом, через полчаса, наверное, Нину неожиданно повело, как-то враз, точно внутри выключилось что-то. И она снова-здорово завела эту канитель о Юрочке. Заплакала. Я ее утешала, как могла, конечно, да что с пьяной бабы возьмешь, все одно - только себя слушать и будет.
Мне не хотелось расспрашивать ее о Нине дальше, но и молчать о ней было не слишком приятно. Так получилось, что Людочка ответила на вопрос, который я не решился задать.
- Да она и не напивалась, на самом деле, и намерения такого не было. Просто расстраивалась, что Юрочка с такой, как она, связался. Зачем полюбил, зачем заставил ее влюбиться. И зачем так с ней носится, точно в наказание за все, что с ней в прошлом было. И почему принимает, изверг такой, ее такую, какая она есть на самом деле, ничего не просит и не требует невозможного, лишь ответного чувства, которого у нее и так за все прошедшее время накопилось без меры. Вот так любит сесть пред ней, возьмет руки в свои, держит и говорит, какая она красивая. Или строит платы на будущее. А о том, чтобы ей самой угоститься, и не думает, будто ему простого прикосновения рук хватает.
