— А на вид, вроде куропаточьих ножек! С перепонками, конечно, было бы не то, а так… похоже.
Сотник захрустел первой лапкой, блаженно закрыл глаза.
— А на вкус гораздо славней! Гораздо.
Он снял с вертела вторую ножку, подумав, протянул прут Алтыну с мальчишкой. Внук волхва решительно замотал головой, а Микишка помедлил, но с любопытством отцепил румяный окорочёк. Пробовал недоверчиво, готовый тут же выплюнуть, но с каждым жевком глаза округлялись и, скоро пятерня ополченца потянулась за добавкой.
Извек сдержал улыбку, отломав край прута, отдал пяток лапок Микишке. Тот благодарно кивнул и уже смело принялся за угощение. После третьей сделал паузу, опустошил плошку, сладко причмокнул. Мальчонка же, поглядывая на них, вздохнул и потянулся за печеньем.
— Интересная у меня всё—таки жизнь, — заговорил Микишка с довольной улыбкой. — Вчера чуть не убили, сегодня чуть не убили и завтра… чуть не убьют.
Он осёкся, задумчиво почесал вьющуюся шевелюру и помотал головой.
— Хотя, завтра хорошо бы отдохнуть. Шмотки постирать, помыться, просушиться. А то вон рукава, от засохшей крови, до локтей колом стоят. Да и на самом три слоя грязи…
Извек ухмыльнулся Микишкиной речи.
— Эт, брат, ничё. До пяти слоёв — не грязь, а после пяти — сама отваливается.
Алтын замер, осмысливая мудрые слова, даже жевать перестал. Наконец до него дошло, что это шутка. Он серьёзно кивнул, мол, понял и вернулся к остывающим лягушачьим лапкам. Дожевав лягушатину, с видом знатока заключил:
— Всё—таки жизнь интересная! Даже без бани. Чего только не испробуешь, пока не помрёшь. И по мордасам получал, и молнией по башке отведывал, и с нечистью поганой бранился, и на чудном коне сиживал, и вина от пуза пивал, и лупоглазыми закусывал, и к девкам боярским… — он осёкся, шмыгнул носом, потрогал места ссадин и уже тише закончил: — Весело в общем.
Внук волхва мельком глянул на него, потёр лоб и направился от костра. Сотник крутнул в руках корявый сучёк, проследил глазами за удаляющимся мальчишкой. Алтын тоже бросил взгляд вслед пареньку и, запустив пальцы в курчавую шевелюру, задумчиво уставился в костёр. Извек кинул сучёк в огонь. Вскинувшиеся язычки пламени высветили напряжённую гримасу ополченца. Наблюдая как по лбу Микишки ползают морщины, Сотник усмехнулся.
— Чёт ты, братец, не весел. Иль думаешь о чём? Так поделись, вместе думать веселей, а ежели не придумаешь, то не так обидно.
Микишка покосился на Извека, оглянулся на кусты, за которыми скрылся мальчишка и, тяжело вздохнув, понизил голос.
— Никак не пойму, то ли мерещится, то ли меня по башке сильно стукнуло, только чудно мне. Малец наш какой—то не такой. Делает всё как—то не по—пацанячьи. А ещё… — Алтын замялся. — Мы… пока ехали… моя рука—то перед ним… ну в общем мне почудилось…
— Что за пазухой у нашего мальца многовато! — перебил Извек, улыбаясь. — И при его худобе под телогрейкой уж больно торчит. Так?
Микишка вытаращил глаза, а Сотник, прищурившись на огонь, продолжал:
— И коленки у этого заморыша круглые, и плечи, для такого шустрого, маленько узковаты. И сесть норовит, сдвинув ноги… Да девка это. Девка!
Извек хохотнул, глядя как Микишкина челюсть поползла на грудь. Ворон тоже настропалил уши и замер с видом мудреца. Сотник махнул рукой, бросил в огонь ещё пару веток, подмигнул ополченцу.
— Ладно тебе столбенеть. И пасть прикрой, не—то кишки простудишь. Сейчас вернётся, да поговорим. И нам, и ей легче будет.
Из кустов показался парнишка, губы Алтына с хлопком закрылись, но оторопелый взгляд застыл в одной точке. Извек наполнил плошки, флягу оставил себе. Поймав встревоженный взгляд паренька, негромко проговорил.
— Послушай, а ты не помнишь как у твоего деда внучку звали?
Пацан замер. В глазах отразились суматошные мысли, которые тут же сменились пониманием обстановки. Пальцы дрогнули, по краю плошки побежала струйка вина. Над костром прозвучал еле слышный голос:
— Дарья. Дед Дарькой звал. — Она вздохнула и опустила глаза.
— Ну и славно! — подытожил Извек. — Волос вот только жалко! Небось косища до пояса была?
— До колен, — голос дрогнул. — А с волосами, по нашим проплешинам, от рогатых не набегаешься.
