— Верно! Верхом как раз три дня. А пешим денёк с гаком и перехватим.
Глянув ещё раз в оба конца дороги, он пустил коня к краю оврага. Внимательно рассматривал противоположный склон, определяя подходящее место. Дрозд остановился рядом. Собрав брови в кучу, молчал, угрюмо перетирал мысли. Наконец не выдержал, искоса глянул на Бутяна.
— Коней значит бросим? Волкам на радость?
— Волкам? — весело переспросил Бутян. — Нету их тут. Лисы разве что. Волки дальше. Там, куда наш молодец поехал. Тут скорее люди добрые подберут. Ежели бедные, то хорошо. Такие кони всегда в хозяйстве пригодятся. А коль богатые, то ещё лучше. Рано или поздно встретимся, денежку за лошадок возьмём, ежели к тому времени на лучших ездить не будем.
— Или ежели, к тому времени, костями на обочине белеть не будем! — в тон ему добавил Дрозд.
— Чёт ты нынче какой—то грустный? — атаман заглянул в косые очи подручного. — Будет печалиться! Иногда надо всё в жизни бросить и начать заново! С новой силой, старой злостью и накопленными мозгами. Так что не горюй. Чую, впереди нас ждёт что—то… ну, совсем уж несуразное. Неужель не любопытно глянуть?
Дрозд погладил коня. Смиряясь с расставанием, потянул с его головы уздечку, жалостливо вздохнул.
— Ну, тогда пусть уж лучше бедные найдут. Бедным нужней. Может разбогатеют. — он помолчал и рассудительно добавил. — Тут мы их, богатеньких, и ошкурим.
— Бедные так бедные, как скажешь. — согласился Бутян.
Кони, чувствуя расставание косились на хозяев.
— Хотя, какие тут люди… — пробормотал атаман спрыгивая с коня.
Вынув ятаган, широко размахнулся и швырнул на дно оврага. Дрозд же перекинул рог на спину, примотал поясом потуже и подошёл к краю. Оба помедлили, убеждаясь, что на пути нет кустов с острыми сучками. Глубоко вздохнув, шагнули с обрыва и закувыркались по песчаному склону. Кое—как остановившись, помотали головами, вытряхивая из ушей песок и отплёвываясь. Поднялись, отряхнулись, как два мокрых пса, и направились к возвышающемуся впереди обрыву. Подобрав клинок, Бутян вгляделся в склон, ткнул остриём, указывая подходящее для подъёма место.
Поднимались дольше, чем спускались. Дрозд поначалу несколько раз срывался и, с кучами песка, сползал к подножью. Бутян же уверенно карабкался, то цепляясь за сухие кусты, то втыкая ятаган в осыпающийся склон. Выбравшись наверх, сбросил клинок подручному и, лёжа на животе, ухмылялся, наблюдая за подъёмом. Наконец, подцепил за шиворот подползающего Дрозда и втащив на травку, хлопнул по плечу.
— Я уж подумал, ты там жить останешься. Правильно, что не остался, окромя песка, там жрать нечего, и пить тоже. Ладно, пойдём, пока не передумал.
Косоглазый пропустил шутку мимо ушей, с тоской оглянулся на оставшихся по ту сторону лошадей и двинулся за атаманом.
До позднего вечера топали по равнине, голой и неровной, как темя ящера. Уже в темноте растянулись на разогретой за день земле и провалились в глубокий сон. Разбудила предрассветная прохлада, но быстрый шаг скоро вернул телу тепло. К полудню начали почёсываться от засыпавшегося за шиворот песка. Солнце, взгромоздившись на вершину небесного насеста, клевало в маковки нестерпимым полуденным зноем. Давно хотелось пить. Оба щурились, облизывая сохнущие губы, не подозревали, что жажда иссушит горло так скоро. Глаза постоянно утыкались в голый окоём, из—за которого лениво выползала голубоватая полоска леса. Сапоги отмеряли сажени и покрывались толстым налётом пыли. Время от времени, она отваливалась серыми ошмётками и освобождая место для новых слоёв.
— Плюнуть бы на все дела, да куда — нибудь к девкам. — мечтательно вздохнул Дрозд.
— На все дела? — переспросил Бутян. — На дела можно, лишь бы не в колодец и не против ветра.
— А где ты тут колодец видел.? косоглазый вытаращился ошпаренным раком и завертелся по сторонам. Убедившись, что колодца не видно, вновь обернулся к атаману: — А против ветра почему?
— Обидится. — рассеянно отозвался атаман, вглядываясь в далёкую полоску леса. — Против ветра, с плевками не попрёшь. А ежели попрёшь, так сам же с оплёванной рожей и останешься.
