Бутян перевернулся на спину, закрыл глаза и захохотал, давясь воздухом, кашляя и размазывая по лицу пот. Отдышавшись, поднялся на четвереньки, подполз к лежащему ничком Дрозду, уцепил за мокрую рубаху и потянул от края злополучного моста. Перевернув вверх лицом, заглянул в счастливые глаза, похлопал по вздымающейся груди.
— Выходит погуляем ещё! Ой, погуляем, и к бабке не ходи!
— Не пойду! — выдохнул тот и тоже зашёлся каркающим смехом.
Бутян тяжело поднялся, встряхнул руками, развёл плечи и притопнул, стряхивая усталость. Протянул руку, взгромоздил подручного на ноги и, глубоко вздохнув, снова пустился притоптывать. Дрозд, гакнув во всё горло, затопотал рядом, то и дело, потряхивая головой, приподнимая руки и резко бросая их вниз. Когда бойцовская плясовая вернула телу силы, Бутян оглянулся, отыскивая глазами коней. Жеребцы дожидались у начала моста. Атаман кивнул на терпеливых скакунов.
— Веди, поскачем за путником. Дюже спознаться охота.
Дрозд припустил за конями, атаман же направился в противоположную сторону. Когда по мосту зацокали копыта, он уже склонился над дорогой, врубая в память нечёткие следы Вороновых подков. За спиной послышалось сопение подручного и двух лошадиных морд. Держа коней в поводу, Дрозд заглядывал через плечо батьки, щурился: тоже запоминал каждую особенность копыт чёрного скакуна.
— Кован по—киевски. — определил Бутян. — Однако, подковы особняком гнуты, не блинами, как у наших, вытянутые.
— Не спутаешь, — согласился Дрозд и, помедлив, невпопад спросил. — А как с войском? Дорога не близкая, коли возьмёмся выслеживать.
— Не пропадут, чай не дети. Да и сколь того войска осталось. Думаю дождутся. А не дождутся, так начнём сначала. Крепкий мужик ещё не перевёлся, время есть. Если сегодня сам Ящер утёрся, то пока поживём.
Бутян оглянулся на Дрозда. Тот уже заново опоясался и пригладил взлохмаченные волосы, рог по прежнему висел через плечо и только мокрые концы шёлка напоминали о случившемся. На батьку поглядывал скривившись, будто в облике Бутяна что—то не нравилось. Наконец хлопнул себя по лбу и поволок из—за пояса кривой ятаган.
— Держи, батько, так сподручней будет, а я и рожком обойдусь.
Он похлопал по окованной серебром, узкой стороне рога, больше похожей на витую рукоять. Атаман кивнул, сунул оружие в пустующую петлю топора и прыгнул на коня.
— Выдвигаемся, пока в памяти!
Пока подбирал повод, Дрозд тоже взлетел в седло и расправил грудь. Глаза горели в предвкушении дикой погони. Кони, чувствуя настроение хозяев, мощно рванули в галоп и, рассыпая по скалам дробное суетливое эхо, понеслись, рассекая мордами горячий полуденный воздух. Горная тропа уводила от отвесных круч, постепенно спускаясь к беспорядочным россыпям камней. Встречный ветер быстро высушил лица, но вскоре бешенная скачка вновь осыпала лбы и носы мелким бисером пота. Вырвавшись на пологий склон, всадники придержали коней. Две пары глаз заметались по расстелившемуся вниз плоскогорью. Руки одновременно взметнулись туда, где в голубой дымке жаркого воздуха, среди редких кустов маячила чёрная букашка. В знойных сполохах она медленно ползла по краю низины, изредка превращаясь в маленькую фигурку всадника. Пятна же зелени, принятые с такого расстояния за кусты, как оказалось, были небольшими рощицами.
Бутян с Дроздом без слов пришпорили коней. Солнце, начавшее валиться к скалам, продолжало нещадно палить и людей, и лошадей. На удилах замученных животных снова повисла жёлтая пена. Бутян знал, чем грозит такая гонка, но боясь потерять цель из виду, торопился взять след на податливой земле.
Наконец, деревья приблизились настолько, что стали различимы желтоватые стволы и ветви, покрытые длинной хвоей. Кони пошли медленней и вскоре выехали на прогал со свежими следами. Бутян спрыгнул с шатающегося коня, уткнулся взглядом в землю с сухонькой травой, вмятой через равные промежутки. В двух шагах позади взбили пыль сапоги Дрозда. Косоглазый рыскнул носом по земле, тряхнул головой, разбрызгивая пот, и замер, как пёс над медвежьим следом.
— Теперь уж не упустим.
— Не должны. — согласился Бутян.
