В голове молотами стучали последние слова незнакомца: …нам вечным… без нашего ведома… От судорожной догадки потемнело в глазах, так который же из них. Захлопнул рот, собрался духом, оглянулся и опять уронил челюсть. На дракаре никого не было. Посудина сама собой разворачивалась к далёкому берегу.
Ворон топтался у кромки воды, отступал когда шипящая пена норовила подобраться к копытам и игриво отскакивал от брызг. Дождавшись когда хозяин спрыгнет с дракара, потрусил к нему. Сотник взобрался в седло, повертел в руке белую бусину и, развязав шнурок Мокшиного кошеля, кинул подарок к монетам, авось пригодится. Миновав каменные столбы оглянулся. Корабль резал волны вдалеке от берега, направляясь по одним богам известному пути…
Городище встретило Алтына всегдашней суетой. Шуму добавил необычный скакун Микишки. Сбежавшийся народ долго таращился на рогатого коня, ухали, гомонили, тыкая пальцами в тройные копыта, кивали на козлиный хвост и дивились странному окрасу. Сестра поглядела на алтына с привычной укоризной, мол, всегда у Микишки всё не как у людей, вот и конягу чудную где—то отыскал. На Дарьку глянула приветливо. Бабьим чутьём сразу угадала в чумазом парнишке девку. Кликнув мужа, оставила Алтына у конюшни устраивать Шайтана. Сама же, кивнув Дарьке, чтобы шла следом, направилась к дому. Огнев[58] молча определил козлоконю место, поставил кадушку с водой и только потом, почесав щёку, на всякий случай спросил:
— Жрёт как все? Или что—нибудь вроде пшеницы с мёдом?
— Как все, — успокоил Алтын и, погладив изогнутый рог, задумчиво добавил. — Хотя, кто ж от мёда откажется…
— Тогда и овёс сойдёт. — деловито заключил Огнев и сыпанул из мешка в берестяные ясли.
Шайтан жадно втянул воздух. Трепеща белыми ноздрями, чуть ли не отталкивая руки хозяина, нырнул узкой мордой в зерно. От вожделения даже заскрёб копытом по устилавшей пол, свежей соломе.
Солнце не сдвинулось и на палец,[59] а во дворе уже дымила баня. Мужчины, наскоро перекусив в светлой горнице, вертели в руках кружки с квасом. Коротали время за разговором, ждали когда женщины помоются. Скоро Калина кликнула, чтобы шли. Оба остолбенели, когда в дверях встретилась посвежевшая после бани Дарька. Платок скрывал остриженность волос, оставляя взору милое личико и ярчайшую синеву глаз. Чуть великоватая рубаха с вышивкой не скрывала гибкую фигурку. Шёлковый шнурок стягивал узкий в поясе стан, отчего внучка волхва напоминала молодую берёзку. Муж Калины задрал брови на лоб и заторопился к бане. Не менее удивлённый Алтын, с трудом оправился от столбняка, и с отвисшей челюстью поспешил следом.
— Ну и красавицу ты себе отыскал… — вполголоса протянул Огнев, покосившись на обескураженного Микишку.
Тот смущённо закусил губу и развёл руками. Задержавшись в дверях, оглянулся и, понизив голос обалдело оправдался.
— Да не искал я ничего… Она сама нашлась. Просто в наших краях нечисть жуткая завелась…
— Вот такая? — перебил Огнев, кивнув сторону дома.
— Не—е, другая! — отмахнулся Алтын, не уловив шутку. — Заполонила все Гиблые Проплешины, загубила село, в котором горючую землю добывали. Теперь шастают туда—сюда стадами, губят всё, что увидят, ни пройти, ни проехать. Там мы с Извеком её и встретили. Сирота. Дед её на наших руках умер. Одна она из тех мест и спаслась. И Шайтан тоже оттуда. Правда, он то и есть та нечисть. Вернее конь этой нечисти. Отбился от своих, а мы после боя подобрали.
Алтын вздохнул и сочувственно закончил:
— Тоже видать сирота…
Огнев обалдело крякнул, с улыбкой вспоминая рогатую сиротку, покрупнее многих коней. Молча стянув одежду, толкнул дверь предбанника и взялся за кадушку с душистыми вениками. Скоро, растянувшись на полатях, Микишка уже по порядку припоминал все приключения.
К тому времени, как распаренные мужчины выбрались на воздух, Дарька уже помогала Калине с ужином. Слово за слово поведала, как встретилась с Алтыном и его спутником, как чудом уцелели по дороге и как Алтына позвали в Киев. Умолчала лишь про намерение Извека и Микишки найти ей хорошего жениха. Калина жмурилась, приговаривая: