— Копы, да. Не, я не коп, если вы на это намекаете. Я продавец программного обеспечения из Южной Дакоты.
— Круто. Я поняла, что вы не легавый, у вас по глазам видно.
Ее замечание заинтриговало Хейтона.
— Да, ну?
— Конечно. Все чуваки, западающие на беременных телок, похожи друг на друга — в костюмах, на арендованных тачках, немолодые, но в хорошей форме, и в глазах что-то одинаковое.
— Правда?
— Угу. Еще больше я убедилась, когда вы оценивающе рассматривали Трейси.
— Да?
— Та брюхатая нарколыга, на которую вы там пялились. Девушка заглянула в зеркало на защитном козырьке, чтобы поправить волосы. Хейтону нравилась беспечность в ее поведении. — Черт, мужик, держись подальше от этой сучки. Она свихнулась на почве СПИДа и таскает с собой канцелярский нож. Хрен знает, как такая чокнутая дура вообще смогла забеременеть. Обычно у героинщиц происходит выкидыш в середине срока. Эти ходячие куски дерьма смывают ребенка в канализацию, и без капли стыда тут же возвращаются на панель.
Грубая речь слетала с ее губ настолько легко, что Хейтон даже не поморщился. И она сразу же «срисовала» меня, — напомнил он себе.
По выражению глаз, как она сказала.
Наконец, девушка посмотрела на него. Ярко-голубые глаза и лицо чирлидерши, кремово-белое, лишенное изъянов.
О, да. Это был идеальный экземпляр.
— Так чего ты хочешь?
Вот!
— Сколько будет на всю ночь?
Такой запрос, казалось, поймал ее врасплох. Девяносто процентов уличных девок обслуживают клиентов прямо в машинах, обычно оральным способом. Хейтону же был нужен образ, причем устойчивый.
Она пыталась говорить спокойно.
— Черт, мужик. Если меня целую ночь не будет на панели, я же кучу денег потеряю.
— Плачу тысячу, — сказал Хейтон.
Темные, идеальные брови вскинулись вверх.
— Я должна видеть, понимаешь?
Хейтон дал ей рулон. Она пролистала его большим пальцем, как колоду карт, потом сунула в сумочку.
— Ладно. Идем.
* * *
— А в этой дыре довольно мило и прохладно, — сказала она и вздохнула. — Обычно кондиционеры в этом мотеле такое говно.
Хейтон запер дверь на замок и на задвижку. Он уже настолько возбудился ее видом, что мог мыслить лишь фрагментами. Помни. Она — шлюха. Она — преступница. О, боже, какая же она красивая. Просто. Будь. Осторожен… Для своей более чем восьмимесячной беременности она довольно изящно профланировала в ванную.
Быстро.
Да, всегда следует быть осторожным. Он снял нелепый рисунок ламантина, за которым уже повесил полиэтиленовый пакет. В пакет он положил бумажник, ключи от машины и сотовый телефон, и тут же вернул рисунок на место.
— У тебя есть что-нибудь крепкое выпить? — спросила она из ванной. Хейтон услышал характерное журчание.
Он уже наливал себе.
— Только виски.
— Я тоже буду, со льдом.
Хейтон налил второй стаканчик. Руки у него заметно дрожали — он не мог припомнить столь мощного предвкушения. Рот от возбуждения пересох, и Хейтон смочил его крепким спиртным. Господи… Он сел, чтобы унять дрожь. Подмышки взмокли. Боже, хоть бы от меня не воняло. Я вспотел, как свинья.
Щелкнула дверь.
— Не терпится начать? Если так, то круто.
Из ванной она вышла голой. Хейтон уставился на нее, как истукан…
Она пересекла комнату пятном яркого света.
— Хм?
— О, нет… — сглотнул Хейтон. — Никакой спешки.
— Хорошо. Можно, я посижу минутку. У нас вся ночь впереди.
Она села на противоположный край кровати и, не глядя на него, потянулась за своим виски. Ее обнаженная нога нежно легла у него между ног.
Хейтон был готов лопнуть от возбуждения.
— Во Флориде, на самом деле, очень жарко. А нам иногда приходится бродить по четырнадцать-пятнадцать часов, чтобы получить необходимое. — Ее непринужденная болтовня сопровождалась похотливыми движениями ноги. Хейтон надеялся, что у него не стучат зубы.
— П-правда?
— Ну, да.
Она втянула в рот кубик льда, покрутила его языком, потом выпустила обратно в стаканчик.
— Я исходила уже все восточное побережье.
Мозг Хейтона разделился. Одна половинка сосредоточилась на ее сногсшибательном образе, другая старалась оставаться прямолинейной.
— Тогда почему работаете здесь? На севере должно быть прохладнее, как, впрочем, и в любой другой части страны.
