Как хозяева, голландцы в сравнении с другими поработителями азиатских народов показали себя хуже всех. «Оранг Беланда» — так индонезийцы называли белых хозяев — действовали подобно недалекому, жадному человеку, который вдруг попал в набитую сокровищами пещеру. Ими владело только одно желание — нахватать как можно больше и как можно быстрее. Будто завтра — конец света. Побывав на островах в начале XIX столетия, один из наблюдательных европейцев заметил, что на всем у голландцев «лежит печать случайности... встретишь белого и видишь, что приехал он сюда на самое короткое время, для крайней необходимости». Этой необходимостью было обогащение.
В погоне за ним колонизаторы насильно заставляли крестьян выращивать пряности, кофе, индиго, другие экспортные культуры в ущерб посадкам риса, овощей. Все скупала исключительно компания по баснословно низким, экономически не оправданным ценам. Политика «принудительных культур» на первых порах давала неправдоподобно огромные барыши, но в более длительной перспективе была губительной для сельского хозяйства, заводила его в тупик, отнимала у нищающих земледельцев всякий стимул к совершенствованию сельскохозяйственного производства.
Сами колонизаторы в отчетах Совету директоров компании писали: доходы крестьян не обеспечивают «гигиенически соответствующие условия существования». Так витиевато они признавались в том, что на индонезийской земле вовсю гуляет костлявая с косой, на лезвии которой написано: «Голод».
Презренная жажда золота толкала «просвещенных, высоконравственных» голландцев на жестокие интриги даже друг против друга. Почти два столетия в Батавии стояла арка, на архитраве которой из камня была вырезана голова некоего Питера Эрбервельда. Он был обезглавлен в 1737 году за попытку, как говорилось в приговоре, «свергнуть правительство Нидерландской Индии с помощью 17 тысяч яванцев и 10 тысяч балийцев». Каменные врата выстроили как предупреждение о бесплодности любых усилий, направленных на освобождение от ярма компании. Спустя много лет после казни выяснилось, что Питер Эрбервельд и не помышлял ни о каком мятеже. Генерал-губернатору Зваардекруну приглянулся его обширный участок на одной из центральных улиц Батавии, и он попросил уступить землю ему. Питер Эрбервельд заупрямился. Тогда его ложно обвинили в предательстве, пытками вырвали «признание» и казнили, а собственность конфисковали.
Могильную плиту подлого Зваардекруна топчут сейчас прихожане церкви Сион в Джакарте. Она лежит рядом с боковым выходом, и, когда верующие выходят из дверей после службы под последние наставления священника, все не могут уместиться на узкой, выложенной каменной плиткой дорожке. Нетерпеливые норовят проскочить к воротам ограды по траве, черным буквам и гербу чугунной плиты, под которой погребен негодяй.
Знакомясь с хроникой колониальных бесчинств, поражаешься тому факту, что группка торговых тузов присвоила себе безоговорочное право распоряжаться судьбой народов архипелага в то время, когда Европа, в муках рожающая капитализм, носилась с идеями свободы личности, равенства, братства, парламентаризма. Куда девались эти идеалы пробующей силы буржуазии, когда европейцы вступали на трапы судов, готовых отправиться к восточным берегам? Гуманизм, уважение прав и свобод человека, неприятие абсолютизма — весь этот набор высоких принципов как ненужный груз, как балласт оставлялся дома. Люди, только что ратовавшие за них, в мгновение ока превращались в свирепых конкистадоров, которые в своем разбое руководствовались только одним диким правилом — прав тот, кто сильнее.
Ярый бонапартист Вильям Дэндельс, правивший Нидерландской Индией с 1808 по 1811 год, посылал на гибель одну тысячу туземцев за другой ради исполнения своего замысла за год — непременно за год!— построить дорогу от Аньера на западной оконечности Явы до Баньюванги — на восточной. Крестьян в полном смысле как скотов кнутами собирали в стада и гнали в смердящие лихорадкой болота. Всех, кто уклонялся от каторжных работ или не справлялся с дневной нормой, вешали. Тракт
