— Замечай дорогу, — шептала Нюра Феде, когда они вошли в лес. — Теперь будем знать, куда он ходит.
Сережа раздвигал руками траву около пней и взволнованно говорил:
— Я вам еще одно место покажу. Вот здесь тоже очень спелая!
Было воскресенье, Сережина мама была дома и доила козу сама. Сережа мог идти куда хотел и не спешил возвращаться. Вечером купались все вместе и опять играли в городки.
Никто за весь день ни разу не назвал Сережу ни дояркой, ни козодоем.
VIII
А в понедельник Владимир уезжал в Москву с поездом двенадцать пятьдесят.
После завтрака он вышел совсем одетым, в гимнастерке, с орденами, и сел на скамейке в саду.
Ребята окружили его. Катя и Нюра сели рядом с ним, а Сережа и Федя на траве.
Катя поправила перевернувшуюся медаль, чтобы всем была видна надпись «За отвагу», потому что с другой стороны было неинтересно. Сережа смотрел на Владимира влюбленными глазами.
— Владимир Николаевич, расскажите, за что вы получили это.
Владимир подумал и стал рассказывать.
А день был такой жаркий и спокойный. Странно было слушать рассказ о походе в морозную ночь, о холоде, смерти, подвигах и страданиях.
И вдруг со стороны Сережиного дома послышался голос Любочки, пронзительный, как свисток:
— Се-ре-жа! Две-над-цать ча-сов!
Сережа вскочил, будто его ударили.
— Знаю! — крикнул он и покраснел так, что Катя подумала: заплачет. Но он не заплакал.
Катя догнала его около забора и схватила за руку.
— Сережа, — зашептала она, — дядя Володя уедет через полчаса… Не уходи. Ведь ты потом можешь.
Сережа отдернул руку.
— Не твое дело!
Катя медленно вернулась на свое место.
— Куда Сережа побежал? — удивился Владимир. — Вы почему смеетесь?
Федя и Нюрка ничего не ответили.
— С этим мальчиком, — сказала Катя, — с Сережей, никто здесь не водится, и все его дразнят. Это уж ради твоего приезда с ним играли.
— Отчего же никто не водится? По-моему, хороший парень.
— Его мать уезжает на целый день, а у них, ты видел, белая коза, Альба. Так он эту козу доит.
— Козу доит? Это любопытно. Ну и что?
— Ну и дразнят его дояркой и козодоем.
— Козодой — это она придумала, — Нюра показала на Катю, — а мы — доярку.
— Идет, — сказала Катя. — И как ему не стыдно, правда, дядя Володя! Мужчина все-таки. Смотри, фартуком подвязался, будто какая-нибудь тетка-молочница.
Катя знала, что Сережа мог обойти кругом дома и войти в сарай незаметно, но он прошел прямо, своей обычной дорогой, вдоль забора, совсем близко от них. А лицо у него было как тогда, с крапивой, когда он сказал: «Мне не больно».
Владимир взглянул на часы и встал.
— Вот что, ребята, у меня есть еще полчаса до поезда. Пойдемте в сарай, посмотрим, как он козу доит.
Катя испуганно побежала за ним.
— Дядя Володя! Не ходи, не надо! Его уж и так все изводят, прохода не дают!
Но дядя Володя, не слушая ее, уже перешагивал через забор и открывал дверь сарая.
Сережа услышал шаги и закричал отчаянным тонким голосом:
— Уйдите!
Он обернулся.
— Владимир Николаевич, я не вам! Я не знал, что это вы, я думал, что это они!..
Владимир ответил очень спокойно:
— Они тоже здесь. Можно нам войти?.. Замечательная коза, породистая, — он погладил Альбу. — Вот что, Сережа, у меня к тебе просьба. Кашу варить я умею и стирать умею. Даже пуговицы пришивать давно научился. А вот козу доить ни разу не пробовал. Поучи меня, хорошо?
Сережа смотрел на него, пораженный, не зная, серьезно он говорит или это какое-нибудь новое издевательство.
— Так как же? Я тебя вчера кролем плавать учил, а ты меня доить научи.
— Владимир Николаевич, я боюсь, Альба вас не послушается.
Меня не послушается? Что ты, что ты, милый друг! Меня целая рота слушается, а ты говоришь — коза!
Сережа сказал уже деловым тоном:
— Если хотите доить, вам нужно будет вымыть руки.
— Есть вымыть руки! Катюша, неси полотенце.
— Возьмите мое.
Владимир старательно вытирал пальцы.
— Дядя Володя, — откашлявшись, проговорила Катя, — ты так и будешь в этой гимнастерке? — Она посмотрела на ордена. — Ведь ты запачкаешься!
— Ничего, теперь уже некогда переодеваться. Мне Сережа фартук даст.
— Меня Альба сначала не слушалась, — сказал Сережа. — Она привыкла, что ее доили женщины. Пришлось надевать мамин фартук и косынку. Теперь она не капризничает.
