Она выбегала на крыльцо и звала брата голосом, пронзительным, как свисток:
— Се-ре-жка!.. Две-над-цать ча-сов! Аль-бу доить! — брала хворостину и загоняла козу в сарай.
Любочка дружила с Марусей, Нюриной сестрой, — они жили напротив.
Когда старших не было дома, Федя переводил стрелку ходиков, подзывал Любочку и показывал на часы:
— Смотри, Любочка, уже двенадцать часов. Зови Сергея. А то у вашей Альбы молоко перегорит. Маруська, кричи громче!
Девочки, взявшись за руки, останавливались у калитки.
— Сер-гей! Ко-зо-дой! — гудела широкая лохматая Маруся.
— Две-над-цать ча-сов!.. Аль-бу до-ить! — тоненько выводила Любочка, закидывая стриженую головенку.
Сережа прибегал из оврага или с реки, не закончив купанья, и заглядывал в окно на свои ходики.
— Что же ты кричишь? Еще одиннадцати нет!
— Наши отстали, — возражала Любочка. — На Фединых уже двенадцать. У Альбы молоко перегорит.
Сережа перепрыгивал через загородку и, сжав кулаки, бросался в погоню за Федей.
В тех редких случаях, когда Федя не успевал спрятаться, ему приходилось плохо.
Маленькие девчонки стояли около калитки, не прятались никуда и посмеивались, чувствуя свою полную безнаказанность. Любочка была вдвое моложе Сергея, а Маруся почти втрое, и бить их было, разумеется, невозможно.
Нюра и Катя выглядывали из окна Катиной комнаты, и Нюра говорила:
— А мы с тобой, Катюша, как в театре!
VI
В воскресенье приехал из Москвы бабушкин младший сын Владимир. У него кончался отпуск, и он хотел навестить бабушку. Катя первая услышала его твердые легкие шаги и увидела его огромную тень на ступеньках террасы.
По сравнению с дядей Володей все другие люди казались очень маленькими, узкоплечими и бледными. У него были веселые глаза и шумный голос.
Светлые, жесткие, коротко подстриженные волосы завивались с левой стороны надо лбом, образуя какое-то непокорное завихрение. Это придавало ему очень моложавый и даже немного ребячливый вид.
Чтобы обнять его, Кате пришлось прыгнуть на стул.
Она прижалась лицом к зеленой гимнастерке и чуть не поцарапала себе щеку.
— Ну-ка, ну-ка, дай поглядеть. Это за Финляндию? Да?
Орден Трудового Красного Знамени Катя видела давно: дядя Володя получил его, когда еще не был военным и работал инженером на заводе. Круглая серебряная медаль «За отвагу» была новенькая и незнакомая. К сожалению, дядя Володя сейчас же снял гимнастерку и ни за что не соглашался перевесить ордена на рубашку. Так и на речку пошел. Все самое интересное оставил дома.
Когда дядя Володя прыгал в реку, Кате казалось, что река выступает из берегов.
— Дядя Володя, — кричала она, — ты похож на кита!
После купанья Владимир предложил сыграть в городки, потому что бабушкины пироги были еще не совсем готовы.
Ему в партию дали Любочку, а против него играли Катя, Федя и Нюрка.
Когда бил Владимир, было даже немного страшно смотреть. Девочки приседали и жмурились.
Любочкины битки вяло шлепались на землю, не долетев до города. У нее даже не хватало сил развалить фигуру.
Зато Катя и Нюра старались вовсю.
— Вы уж лучше мимо бейте, девчонки, — злился Федя. — Опять «кашу» сделаете.
На «колбасе» застряли. Федя заходил то справа, то слева, брал и любимые битки, и нелюбимые — колбаса лежала как заколдованная.
Владимир выбил уже и «пушку», и «бабушку в окошке», и «дедушку на крыше» — ребята еле успевали собирать городки.
— Да-с, — сказал он наконец, — плохо ваше дело! Вам необходимо подкрепление.
Он огляделся и на ветке тополя, около забора, увидел Сережу.
— А ты, синеглазый, играть умеешь?
Сережа вспыхнул.
— Умею.
— Иди сюда, бей по колбасе.
Сережа спрыгнул на траву, выбрал себе две битки потяжелее, сдвинул брови и старательно прицелился. Но он слишком волновался. Первая битка только царапнула колбасу, не сдвинув ее с места. Федя презрительно фыркнул. Сережа прикусил губу.
Свист. Удар. Катя даже не успела провизжать как следует. Колбаса целиком выехала из города. Сережа сложил руки на груди и гордо сказал:
— Ставьте пушку.
— Вот это удар! — воскликнул Владимир. — Замечательно! Не знали мы, кого позвать с самого начала. Это ты сейчас около моста купался?
— Я.