— Добежит до своего вагона?
— Нет, далеко, он на платформу сядет!
— Пироги не рассыпь, дяденька!
Вдруг «дяденька» сделал непонятную вещь.
Он бросил на черный щебень бутылку и котелок с пирогами и рванулся под колеса поезда.
Что произошло потом, не все успели рассмотреть, и каждый об этом рассказывал по-своему.
Колеса уже дрогнули, вагоны качнулись и начали двигаться. Рыжий сержант обеими руками выхватывал из-под вагона какие-то маленькие фигурки и отшвыривал их от поезда.
Они были незаметны в тени под вагоном и вот теперь сразу очутились на ярком солнечном свете.
Сержант быстро ощупывал их, дергал за руки, за ноги.
Девочки закричали и побежали к ним.
— Да ведь это же наши, заводские! Кук! Галенька!
— Ваши? — К ним повернулось лицо, за минуту перед этим красное и добродушное, а теперь до того бледное и злое, что страшно было смотреть.
Сержант уже открыл было рот, но стук колес за его спиной напомнил ему, что браниться уже некогда.
Он повернулся к вагонам, наклонился, одним движением ладони втиснул в котелок вывалившиеся оттуда пироги, схватил бутылку с молоком.
Платформы уже протарахтели мимо, в конце поезда шли два вагона.
Веселые безусые парни, гогоча от удовольствия, протягивали сержанту руки, предлагая помощь. Он сунул им котелок.
— Держи, ребята, чур не слопать!
И котелок с пирогами исчез в дверях предпоследнего вагона.
Десяток дружеских рук метнулся из следующего навстречу бутылке.
Сержант приготовился к прыжку и, когда последняя площадка поравнялась с ним, ловко вскочил на подножку.
Его сильно рвануло, но он удержался и быстро стал подниматься по ступенькам.
— Вот это да! — ахнули девочки. — Расторопный дяденька!
А расторопный дяденька повернулся к девочкам и, пока поезд уносил его все дальше и дальше, успел выкрикнуть им кучу сердитых слов.
Он был взволнован, он не мог молчать.
Ветер дул с запада, сердитые слова летели прямо в уши, сначала резко и громко, потом приглушенные, обрывками и наконец замолкли.
— Чудной! — сказала Зинка.
— И чего он нас бранит? Чем же мы виноваты?
Лена присела на черный щебень и обняла ребят, всех троих сразу.
— Глупые вы, глупые! Ну разве можно так? Зачем вы на станцию одни пошли? Что? Испугались?
Ребята жались к ней, притихшие.
Хозяйственная Томочка наклонилась и подняла что-то с земли.
— Один пирог все-таки потерял, — сказала она. — Ишь, куда закатился! Что с ним делать?
Она осмотрела его, сдувая пыль.
— Раздели на троих, — сказала Лена. — Пусть едят и чувствуют, что если бы не этот пирог, их бы уже не было!
Ребята съели пирог, но так ничего и не почувствовали и не поняли. Нашумел и напылил встречный поезд, налетел на них усатый дяденька, испугал, нашумел тоже и умчался на последнем вагоне…
Лена спускалась с насыпи, ведя Галю за руку.
— Кто виноват? Кто прав?
Конечно, девочки не виноваты.
Но Лена знала, что и рыжий сержант прав, что сердится. Не должны четырехлетние дети гулять на станции под вагонами!
V
— Объявляю собрание открытым! — Лена постучала карандашом по широкому пню, точь-в-точь как стучал по столу директор Пал Палыч на производственном совещании в конторе. — Оглашаю повестку дня, — она сделала вид, что читает по бумажке. — Вопрос первый — об организации детского сада при Горбачевском картофелетерочном заводе; вопрос второй — текущие дела. Кто хочет устроить детский сад? Кто «за»?
Тонкая рука Зинки и полная Томочки поднялись сразу.
К удивлению Лены, Витька, лежавший на траве, тоже поднял руку.
Немного поодаль сидели улыбающийся Кирюшка и молчаливый, мрачный Боба.
Они посмотрели на Витьку, пошептались и тоже подняли руки.
— Принято единогласно! — сказала Лена. — Кто хочет работать, записывайтесь.
— Сколько у нас маленьких детей? Зина, записывай!
— Коленька и Кук — два, — Лена загнула два пальца. — Галенька основная и Галенька эвакуированная…
— Вакулированный Юрик, — сказала Томочка.
— Не «вакулированный», а «э-ва-ку-ированный», — возразила Лена. — Я сама эвакуированная, уж я знаю! Зина, записывай. Кто знает, как фамилия Юрика? И говорите, сколько им лет и месяцев.
Через несколько минут список был составлен. Он был озаглавлен: «Детский сад».
