Слева белели в серебристой траве новенькие срубы, все они были неодинаковой величины и формы. Рядом с добротными, толстыми бревнами виднелись доски и даже фанера.
Сережина печка уже не была видна. Она спряталась за стенами светлого маленького нового дома. Не было еще ни террасы, ни крыльца. Дверь была высоко над землей, под ней колыхалась густая трава и росли ромашки.
Если бы войти в эту дверь внутрь дома, можно было бы увидеть на печке серый квадрат, не замазанный известкой, и в нем фигуру, нарисованную углем: смешного человечка с лукавыми круглыми глазами.
— Это твой портфель? — спросил Катин отец.
— Да, да, — Владимир подошел к столу и стал вынимать из портфеля бумаги. — Я же хотел тебе похвастаться, для этого и принес. Вот они — достижения науки и техники!
— На мирную жизнь твой завод перешел?
— Да… Ты думаешь, кто чертил? Сережка? Нет, не Сережка! Я сам, собственноручно! Честное слово!
Старший брат усмехнулся.
— Я вижу, Володька, ты такой же самодовольный хвастун, как и раньше был. Теперь — чертежами, а в письмах хвастался, что лучше ходить стал. Ты это называешь лучше?
— Да, я это называю лучше. А ты, Николай, до того довоевался в своем Берлине, что даже забыл русскую грамматику. Слово «лучше» имеет два значения: во-первых, это сравнительная степень от слова «хорошо», а во-вторых, сравнительная степень от слова «плохо». И не смотри ты на меня такими… критическими глазами! Расскажи лучше про Берлин и его окрестности. Вот и Аня послушает.
— Между прочим, Володя, — сказала Аня, присаживаясь на перила, — берем мы козу или нет? Они прислали мальчика, нужно им что-то ответить. Все говорят, что молоко не всегда достанешь, коров мало. И просят недорого. А осенью, когда мы уедем…
На террасу вбежал Сережа, заглянул под плетеный диван, вытащил оттуда Катины сандалии, сказал в пояснение:
— Очень колко, — и убежал опять.
— Анечка, дело не в молоке. И как можно о козе говорить «между прочим»? Этот вопрос нужно обдумать и обсудить хладнокровно.
— Вот приходил же сейчас Сережа, почему ты с ним не поговорил?
— Для тебя, Анечка, совершенно недоступны переживания мужчины. Мог Сережка сейчас рассуждать о чем-нибудь хладнокровно с Катиными сандалиями в руках?
— Переживайте не торопясь, я не настаиваю. Только нужно им ответить сегодня. К вечеру переживете?
— К вечеру переживем! Что там у них случилось? Что за шум?
От калитки бежала Катя.
— Дядя Володя, иди скорее! Иди скорее в сад!
— Иду скорее. — Он взял Катю за руку. — Посмотри, Анечка, хорошая у меня племянница? Правда?
Аня ответила:
— Очень.
— Дядя Володя, ты пойдешь или нет? В конце концов это бабушка тебя зовет!
— Иду, иду. А в чем дело?
— Там козу привели.
— Козу? Это очень важно. Катюшка, ты не заметила, как Сережа к ней относится?
— Совсем доброжелательно относится.
В саду стояла задумчивая коза. Травы кругом было сколько угодно, но Митя и Лена принесли еще добавочно откуда-то издалека, и коза равнодушно жевала эту принесенную траву.
Владимир смотрел не на козу, а на Сережу, стоявшего около забора.
— Сережа, пойди-ка сюда.
Он прислонил костыль к стволу большого тополя с отломанной верхушкой и обнял Сережу за плечи.
— Как, по-твоему, купить нам козу или не стоит? Если не хочешь, мы ее, бородатую, и к воротам близко не подпустим!
— По-моему… это будет… очень полезно и для Ани, и для ребят… и Кате хочется.
— Я прекрасно понимаю, чего добиваются ребята и Катя. Ты про себя говори. Ну, посмотри на эту козу. Не будет тебе неприятно, что она здесь топает?
Сережа ответил тихо:
— Нет, — но смотрел не на козу, а на Владимира.
— Может быть, даже приятно?
Сережа молча кивнул головой.
— Неужели мы с тобой, синеглазый, только четыре года друг друга знаем? Ну, а лично эта коза, как по-твоему, хорошая?
— Кажется, хорошая.
— Решено. Специалист высказался. Катюшка, Аня, бегите скорей, покупайте козу, пока у вас ее не перехватил кто-нибудь!
— Дядя Володя, — сказала Катя, — еще один очень важный вопрос. Мы его уже обсуждали, потому что так и думали, что ты купишь. У нас в деревне очень странный обычай, по-моему, даже совсем обидный для коз. В каждом доме, когда весной родятся козлята, их всех называют одним именем. Это чтобы удобнее было их загонять, когда идет стадо. Кричат, например: «Маньки, Маньки, Маньки!» — и все четыре Маньки идут к Петровым. А у Ивана Кузьмича четыре Серки.
