Сережа сказал:
— Хорошо. Я не поеду.
Замечательно! Прячь теперь этот нафталин и достань геометрию. А потом, когда позанимаешься, я тебя попрошу в библиотеку сходить, книжку мне обменяй… какую-нибудь потолще выбери.
На другой день Аня с утра уехала в магазин.
Сережа прибрал комнаты и стоял у стола, перелистывая учебник.
— Так ты, Сережка, пожалуйста, сегодня ничего не стряпай и никакими домашними делами не занимайся. Пускай уж она сама. Хорошо?
Сережа ответил тихо:
— Владимир Николаевич, ведь вы мне уже об этом говорили. Когда вы меня о чем-нибудь просите, не нужно повторять несколько раз.
Владимир удивленно поднял брови.
— Действительно, я уже говорил об этом. Только, милый друг, как-то не очень… любезно это у тебя получилось!..
Сережа покраснел.
— Вы меня не поняли… Я не то хотел сказать. Я хотел сказать… если вы меня, например, попросите: «Сергей, прыгни из окошка головой вперед на мостовую!» — я уже прыгнул. Повторять не нужно.
— Ах так… Действительно, я тебя не понял. Только «головой вперед на мостовую» — это, пожалуй, уж чересчур любезно. Ну, что ж, не будем повторяться. Что это у тебя? Треугольники? Поднажмем на треугольники.
Они занимались с полчаса. Владимир отложил учебник.
— Стой, Сережка! Не могу я рядом с твоей грустной мордочкой думать о треугольниках! Меня убивает, что ты к моим словам отнесся с таким каким-то… трагическим поворотом! Куда ты вчера хотел мчаться с нафталином, когда я так грубо нарушил твой хозяйственный восторг?
— Я хотел уложить теплые вещи.
— Какие вещи? Сколько их?
— Ваш полушубок, мое пальто, шапки и валенки.
— Так. Бери мой полушубок, мои валенки и твою шапку и беги выколачивай. А твое пальто, мою шапку и твои валенки мы оставим для Ани. И вообще все хозяйственные предприятия будете делить пополам. Полное равенство. Вот как и в этом треугольнике, видишь: угол А равен углу С. А вот этот третий угол останется на мою долю: самый тупой, бездеятельный и никчемный. Бери нафталин, делай опять веселое лицо и действуй. А уж с Аней мы как-нибудь договоримся. Поставим ей на вид, чтобы она не очень нас к рукам прибирала. Ты думаешь, я ее боюсь? Боюсь-то, конечно, жена все-таки. Но уж не до такой степени, чтобы это могло нарушить твои интересы. Моль-то у нас есть как таковая?
— Пока что-то незаметно.
— Вот видишь. И моли-то никакой еще нет, а мы с тобой из нее уже целую трагедию сделали!
— Владимир Николаевич, а может быть, Аня…
— Беги, беги выколачивай, ответственность я беру на себя.
Аня вернулась довольная и гордо вынимала из сумки одну покупку за другой.
Владимир выражал, может быть, слишком шумное одобрение. Аня насторожилась.
— Что-то нафталином пахнет… — сказала она, оглядываясь. — У вас у обоих какой-то преступный вид.
— Анечка, ты колдунья! Ты под нами на три аршина видишь. Преступный вид потому, что мы нарушили приказ. Мы половину моли без тебя уже уничтожили. Анечка, не обижайся и не налагай взыскание. Давай делить все пополам — и моль, и другие хозяйственные радости. А то мы затоскуем без дела.
— Я не жадная. Берите вашу половину моли. Не тоскуйте.
— Вот спасибо-то! Слышишь, Сережка? Ага, смеешься! Обрадовался! Напрасно мы так боялись: колдунья оказалась совсем добрая.
XLIV
«Здравствуйте, милая Анечка!
Как вы живете? Как ваше здоровье? Итак, вы уже совсем моя настоящая тетушка, а не будущая! Уж извините, что я называю вас Анечкой, без тети.
Поздравляю вас с вашей женитьбой. Я очень рада и за вас, и за дядю Володю. И еще я рада тому, что Муся Назарова, которая вас все не одобряла в Свердловске, сказала неверно.
Вообще надо иметь в виду, что Муся Назарова — такая женщина, которых дядя Володя называет „злые тетки“. Так ей и надо. Так что вы не расстраивайтесь. Муся Назарова была у дяди Володи еще осенью и потом написала бабушке такую сплетню про Сережу, бабушка даже плакала. Уж про Сережу-то! Что он только учится, даже за хлебом сходить не может, дядя Володя сам ходит.
А дядя Володя мне потом написал, что он это нарочно, чтоб Сережа больше старался ликвидировать свои двойки.
Больше всего на свете ненавижу сплетни. Вы эту Мусю Назарову лучше и в дом не пускайте. А если пустите, уж во всяком случае не давайте ничего вкусного. Я на вас не сержусь, что вы мои письма в Свердловске не востребовали. Я теперь знаю, в чем была соль. Ведь вам тогда никаких курагинских писем, конечно, не требовалось. А я тоже Курагина.
