— Он сейчас выплывет, — предсказал Баако.
Но лифчик исчез, и, чтобы Баако не пришлось оправдываться, она сказала улыбнувшись:
— Не важно. Потом найдем.
Он нагнулся и бережно, стараясь не сделать ей больно, поцеловал в грудь, а потом нырнул, и она почувствовала, что он снимает с нее трусики, и помогла ему. Вынырнув, он молча обнял ее и немного приподнял.
— Я тяжелая, — проговорила она.
— Только не в воде.
— Большое спасибо! — Она немного откинулась назад, и он болезненно вздрогнул, и тогда, засмеявшись, она снова прильнула к нему. Он крепко обнял ее за плечи…
— Это… это… было очень странно, — задыхаясь, прошептала она.
— Ты никогда не любила в море?
— Нет. Но мне нравится. И мне показалось, что это может длиться вечно. А у тебя такое часто бывало?
— Какое такое?
— Ну, любовь в море.
— Нет, — ответил он.
— Но ведь было.
— Возможно, — сказал он равнодушно.
Она лениво поплыла на спине в открытое море, потом повернула к берегу. Губы Баако зашевелились.
— Я ничего не слышала, — сказала она, нащупав ногами дно.
— Холодно, — сказал Баако.
— А ты окунись.
Он шумно нырнул и выплыл рядом с ней.
— Все равно холодно. Давай-ка вылезать.
Она вышла из воды и побежала к нему, а он вдруг повалился на песок и принялся кататься.
— Сумасшедший! — крикнула Хуана. — Смотри, ты же весь в песке.
— А вот попробуй-ка сама, — прокричал он ей в ответ. — Сразу высохнешь. А песок потом осыплется.
Песок приятно обжигал тело. Сначала она превратилась в песочную куклу, но потом, перекатываясь с живота на спину в противоположную от Баако сторону, обнаружила, что стала совершенно сухой, а песок действительно осыпался, и только волосы все еще были тяжелыми и влажными от морской воды.
Они подошли к одеялу. Хуана легла, и на нее сразу же навалилась сладкая дрема, а Баако сел рядом и стал глядеть в море… Когда она открыла глаза, он смотрел на нее.
— Кончается наше уединение, — сказал он.
— Почему? — Она села.
— А вон, видишь?
Но, посмотрев туда, куда показывал Баако, она увидела только пустынное море да летящую высоко в небе одинокую чайку.
— Это же просто чайка, — сказала Хуана. — Одна-единственная чайка. — Птица вдруг сложила крылья и маленьким стремительным комочком сорвалась вниз, но, едва коснувшись воды, снова взмыла над морем и полетела на восток — бесшумно, низко и быстро.
— Поймала, — спокойно проговорил Баако, и Хуана заметила, что в клюве у чайки поблескивает серебристая искорка; она чуть повернула голову, стараясь рассмотреть эту искорку получше, но в глаза ей ударил сноп солнечных лучей, отраженных поднятым стеклом стоящей неподалеку машины, и она поспешно перевела взгляд на темную зелень одеяла. Из-за прибрежных холмов вылетели еще две чайки и устремились к тому месту, где только что кружила первая, и тут Хуана услышала поначалу приглушенные, а потом радостно-громкие голоса множества людей, скрытых холмами. Наконец, присмотревшись внимательней, она увидела, что чайки кружатся над небольшой лодкой с девятью гребцами: один из них был в куртке, остальные по пояс голые. Хуана взяла полотенце, отмахнулась — дескать, иди ты к черту — от ухмыляющегося Баако и набросила полотенце на плечи. Лодка приближалась к берегу, а из-за холмов высыпала толпа мужчин и женщин, и на головах женщины несли круглые деревянные подносы или металлические тазы. Рыбаки вылезли из лодки и вынесли на берег два каната, а потом, смешавшись с подошедшими мужчинами, разделились на две группы.
Они бестолково, как показалось Хуане, суетились у туго натянутых канатов, и она посмотрела на Баако, собираясь спросить его, что они такое делают, — и не решилась. Он напряженно следил за рыбаками с видом человека, который вот-вот поймет то, что он давно уже мучительно, но безуспешно пытался осмыслить, и страшно боится потерять почти обретенное понимание. Нет, любви в его взгляде не было. Он смотрел на рыбаков с зачарованным страхом, близким к ненависти, и Хуане внезапно пришло в голову, что, может быть, ничего подобного он раньше не видел. Она чувствовала, что сейчас к нему обращаться бесполезно, и решила смотреть, ни о чем не спрашивая.
